Дети победителей

Что меня удивило в полковнике? Я только потом сообразил: молодость. Он был похож на капитана, переодевшегося в форму своего командира. Ба, ко мне приходят в гражданском оперативники милиции и переодетые в полковников казаки… Или кто? Кто приходит? И главное — зачем?

Ну вот, а на следующий день ко мне явилась женщина — руководитель Комитета солдатских матерей.

— Галина Павловна, — представилась она. — Рукавишникова. Прочитала ваш материал «Чеченский авторитет»…

Я видел: она разглядывает меня. Немного снизу, со своей высоты. Внимательно. Оценивает.

Очередной визитер насторожил меня, как собаку. Я пытался понять: то ли растет моя бренная слава, то ли смыкается кольцо окружения.

— Я хорошо понимаю, о чем вы написали статью, — сказала она тихо, — у меня самой сын служил на афганской границе, когда шла война…

Я кивнул в знак понимания. И подумал: только безумный материнский инстинкт может противостоять натиску столичных людоедов.

— Что вы собираетесь делать в ближайшее время?

— Собирать и отправлять на Кавказ теплые вещи, продукты, медикаменты…

— Это должно делать государство, — заметил я.

— Конечно, — быстро согласилась она, — но оно не делает.

— Тогда оно не имеет права воевать.

— Через неделю мы проведем акцию протеста у здания областной администрации. Сейчас ведем подготовку. Понимаете, нам нужна поддержка прессы.

— Я вас понял. Сообщите, когда будет проходить акция.

Ее лицо горело, светилось лиловым цветом, дышало жарким духом, будто медный таз с только что сваренным брусничным вареньем. Она ушла, а я вспомнил, что в цепочке элементов всегда есть один, который опасен.

В конце дня позвонил Ахмед Магомедович и предложил встретиться в холле гостиницы.

— Есть новости, — объяснил он.

«Наверно, мой телефон уже поставлен на прослушку, — подумал я и отправился на встречу с чеченцем, который, возможно, был „заместителем министра госбезопасности республики“».

Дадаев ждал меня на первом этаже айсберга, как и первый раз, в черном костюме, галстуке и белоснежной, будто вершины Кавказских гор, рубашке. Поздоровались за руку. В левой руке он держал свернутые трубкой газеты.

Публикация очерка объединила нас. Или война?

Спустились по мраморной лестнице вниз, куда чеченец вел меня молча и не спеша. В баре я обратил внимание на пятерых парней явно какой-то кавказской национальности. Они сидели в ряд у стенки, угрюмые, молчаливые, закостеневшие, похоже только что с мороза. Я догадался, кто они: я никогда не видел столько чеченцев сразу, чтобы не на телеэкране, да еще живых…

А в баре играла музыка, посетителей было немного — еще бы, тут, наверное, такие цены, что я сразу вспомнил все убожество своей налоговой декларации. От воспоминаний мысли стали черными, как тот самый нал, которого у меня никогда не было.

— Что будете пить? — спросил Ахмед, усаживаясь и приглашая меня.

Я вопросительно посмотрел на него, он улыбнулся в ответ.

— Пиво, — ответил я.

Дадаев жестом подозвал какого-то мужика от стойки, что-то сказал ему на родном языке. Через минуту на столе появилась упаковка баночного пива и три пакета с фисташками. А еще через минуту Ахмеду Магомедовичу принесли чашку чая.

— Вчера я весь день провел в управлении внутренних дел области, — сказал он.

И я понял, что это та самая новость, о которой он предупредил по телефону.

— Вас задержали? Или арестовали? — оживился я.

— Ну-у, пригласили на беседу, скажем так.

— И чем интересовались?

— В основном тем, почему журналист «Новостей» назвал меня в публикации «авторитетом»… — Дадаев аккуратно взял чашечку и сделал пару глотков.

— А вы? — я взялся за пиво.

— А я объяснил сотрудникам управления по борьбе с организованной преступностью, что у нас в горах «авторитетами» называют самых уважаемых людей.

— А они?

— Они сказали, что здесь, на равнине, «авторитетами» называют уважаемых преступников, а Юрий Асланьян — пермский, не чеченский журналист.

— Да они просто языковеды! — удивился я. — Лингвисты. Не на одном ли факультете я с ними учился?

Ахмед достал пачку американских сигарет, зажигалку, предложил мне и закурил сам.

Он хорошо сидел, а мог бы плохо, например на нарах в камере местного СИЗО. Мог, но не сидел.

— Они спрашивали о том, как я вышел на вас?

— Да, и я сказал, как было на самом деле. Это правильно?

— Конечно. В нашей милиции надо быть как в храме на исповеди…

— Слава Аллаху, я не православный, — засмеялся Ахмед.

— Я тоже, — кивнул я и тут же добавил: — Я хотел сказать, что еще не крещеный…

— У каждого свой Бог, — согласился Ахмед, — или Дьявол…

— Что вы хотите этим сказать?

— Что? А разве вертолетчик, стреляющий с неба по детям, это не Дьявол?

— Пожалуй, да… Даже если у него крестик на шее.

— Или в прицеле, — добавил Ахмед.

Я извинился и вышел в туалет. Возвращаясь, увидел, что напротив чеченцев в вестибюле стоит высокий русский парень блатного вида и что-то резко выговаривает им, с явной претензией на правду. Чеченцы, не вставая, угрюмо смотрели на оратора и что-то цедили в ответ сквозь зубы. Я понял: это еще одна мелкая разборка между крупными этническими группировками.