Читаем Дети победителей полностью

«Из Гори ваш папа вышел в гегемоны — вы выходите в гоги-магоги. Врагам на горе! Что нагребли в компаниях по пьянке, карманники, сапожники, фарцовщики с Лубянки? Где парубок, что, как на пулемет, бросался на писателей с вопросом? Что вы, козлы, толкали ему в рот, когда он был всего молокососом? Я не забыл, мои враги, о том, как ваши сапоги ходили по печенке, по брови! Мои претензии к порядку далеки от сексопатологий групповой любви! Качуев, Чуев, Окучев — России первая любовь! Такая кодла доведет до комы кого угодно. Послушай, Гоги, этих винторогих козлов!»

Да, молодость, поэзия — одни воспоминания, будто пустые бутылки.

Потом Женя рассказывал, как они неделю назад играли на «семейном» празднике известного бандита, где собралось около четырехсот человек из разных городов — приехали на день рождения «братана». Мужчины в черных костюмах сидели, ели-пили молча. Жестко структурированное сообщество не позволяет расслабиться без оглядки. Дамы пытались вытащить кавалеров из-за столов, но все бесполезно. Дошло до того, что жены и подруги не выдержали — начали танцевать друг с другом. И только позднее, когда люди хорошо подвыпили, пошли разговоры и подобие шуток. Вот и я говорю, что надо выпить… А то совсем грустно.

Ахмеда все равно не было. Чеченского авторитета увело в тайгу, завалило снегом, покрыло мглой. Он исчез, растворился, распался. Не пришел ни к четырем, ни к пяти, ни к шести часам вечера. Или он исчез, или я напился.


Конечно, мы преувеличиваем зависимость личности от общества, социальной среды, четверга, пятницы, всей этой социальной детерминации… Когда Алексей и Женя ушли, уверенные в том, что я уже вообще нетранспортабельный, я быстро сбегал еще за одной бутылкой водки и закрылся в своей комнате, не желая видеть жену, сына и рыжую кошку, никого. Как в объявлении: потерялся белый пушистый кот с разными глазами — голубым и черным. Потерялся, на всю ночь заблудился.

На следующий день редактор сообщил мне о полученной из ГУВД информации: Ахмед Магомедович Дадаев задержан пермской милицией по обвинению в изнасиловании.

Я сидел за своим письменным столом в позе постижения реальности. Мне надо было писать для редактора объяснительную записку, почему я без уважительной причины отсутствовал на работе в течение целого дня. А Матлин, начальник, потребовал, чтоб я написал ему клятву «не посещать более никаких фуршетов, банкетов и других табуретов». Господи, ну какие фуршеты, когда я дома напился!

Я написал клятву, потом ответил на один звонок. Старуха какая-то, видимо, номером ошиблась: «Я попала к Ивановым?.. Нет? (долгая пауза) Ну скажите тогда, сколько сейчас времени?» — «Двадцать минут четвертого» (пауза) — «Дня?»…

Ну и ради чего после этого жить?

Когда я вышел из здания ЗС, увидел радостного полковника Лесовского. Чему он всегда радуется?.. К этому времени я уже был уверен, что Лесовский — псевдоним: навязчиво красивый, как у евреев, сбросивших родительское имя. Помните — Светлов, Каменев, Троцкий…

— Сейчас был в политическом клубе «Диалог». И почему это Ленина у нас хулят больше, чем за границей? Там к нему относятся с почтением… — неожиданно сказал он.

— Потому что в России Ильич больше всего нагадил, — злорадно поддержал разговор я.

Лесовский пошел рядом со мной, доказывая, что двигался ко мне с человечными намерениями. Говорил опять торопливо, заглядывая в глаза, которые я то и дело отводил. Господи, зачем ему эта длиннополая шинель? Мимикрия агента ГБ? Милые комплексы детства?

— Я был в СИЗО, — рассказывал он мне, — добился, чтобы Ахмеда перевели в более приличную камеру. Там такое перенаселение, как в Китае. Вы знаете об этом?

— Да. А как вам это удалось? Попасть в СИЗО, да еще договориться о переводе в другую камеру? А главное, зачем это вам?

— А вы знаете, это ведь вы его посадили, — неожиданно резко сказал Лесовский и стал поперек дороги, пристально глядя глаза в глаза.

Я машинально остановился тоже — передо мной танцевал сумасшедший. А кто иначе?

— Что вы имеете в виду?

— Все очень просто: если бы вы не написали статью о Дадаеве, то сейчас он был бы на свободе.

— То есть вы хотите сказать, что моя статья привлекла к нему внимание органов?

— Да нет, думаю, что органы и так им занимались, но не стали бы трогать без нужды.

— Так в чем же дело? — уже осторожнее спросил я.

— Понимаете, дело в том, что вы создали положительный образ чеченца, в то время как федеральные войска ведут бои с чеченскими боевиками… Понимаете?

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология пермской литературы

И снова про войну
И снова про войну

В книгу детского писателя А. С. Зеленина включены как уже известные, выдержавшие несколько изданий («Мамкин Василёк», «Про войну», «Пять лепестков» и др.), так и ранее не издававшиеся произведения («Шёл мальчишка на войну», «Кладбище для Пашки» и др.), объединённые темой Великой Отечественной войны.В основу произведений автором взяты воспоминания очевидцев тех военных лет: свидетельства ветеранов, прошедших через горнило сражений, тружеников тыла и представителей поколения, чьё детство захватило военное лихолетье. Вероятно, именно эта документальная достоверность, помноженная, конечно, на незаурядное литературное мастерство автора, умеющего рассказать обо всём открыто и откровенно, производит на юных и взрослых читателей сильнейшее впечатление художественно неискажённой правды.Как говорит сам автор: «Это прошлое — история великой страны — наша история, которая учит и воспитывает, помогает нам оставаться совестливыми, порядочными, культурными…»Произведения, включённые в сборник, имеют возрастную категорию 12+, однако книгу можно рекомендовать к самостоятельному чтению детям с 10 лет, а с 6 лет (выборочно) — со взрослыми (родителями и педагогами).

Андрей Сергеевич Зеленин

Проза о войне
Диамат
Диамат

Имя Максима Дуленцова относится к ряду ярких и, безусловно, оригинальных явлений в современной пермской литературе. Становление писателя происходит стремительно, отсюда и заметное нежелание автора ограничиться идейно-художественными рамками выбранного жанра. Предлагаемое читателю произведение — роман «Диамат» — определяется литературным сознанием как «авантюрно-мистический», и это действительно увлекательное повествование, которое следует за подчас резко ускоряющимся и удивительным сюжетом. Но многое определяет в романе и философская составляющая, она стоит за персонажами, подспудно сообщает им душевную боль, метания, заставляет действовать. Отсюда сильные и неприятные мысли, посещающие героев, адреналин риска и ощущений действующими лицами вечных символических значений их устремлений. Действие романа притягивает трагические периоды отечественной истории XX века и таким образом усиливает неустойчивость бытия современной России. Атмосфера романа проникнута чувством опасности и напряженной ответственности за происходящее.Книга адресована широкому кругу читателей старше 18 лет.

Максим Кузьмич Дуленцов

Приключения
Звонница
Звонница

С годами люди переосмысливают то, что прежде казалось незыблемым. Дар этот оказывается во благо и приносит новым поколениям мудрые уроки, наверное, при одном обязательном условии: если человеком в полной мере осознаётся судьба ранее живших поколений, их самоотверженный труд, ратное самопожертвование и безмерная любовь к тем, кто идет следом… Через сложное, порой мучительное постижение уроков определяется цена своей и чужой жизни, постигается глубинная мера личной и гражданской свободы.В сборник «Звонница» вошли повести и рассказы о многострадальных и светлых страницах великой истории нашего Отечества. Стиль автора прямолинейно-сдержанный, рассказчик намеренно избегает показных эффектов, но повествует о судьбах своих героев подробно, детально, выпукло. И не случайно читатель проникается любовью и уважением автора к людям, о которых тот рассказывает, — некоторые из сюжетов имеют под собой реальную основу, а другие представляют собой художественно достоверное выражение нашей с вами жизни.Название книги символично. Из века в век на Русь нападали орды захватчиков, мечтая властвовать над русской землей, русской душой. Добиться этого не удалось никому, но за роскошь говорить на языке прадедов взыскана с русичей высочайшая плата. Звонят и звонят на церквях колокола, призывая чтить память ушедших от нас поколений…Книга рассчитана на читателей 16 лет и старше.

Алексей Александрович Дубровин

Проза о войне / Военная проза
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже