Дети победителей

«Добрый день, Марина, — писал джентльмен, — помните песню Высоцкого: «Не пройдет и полгода, как я появлюсь»? И вот он — я, бывший транзитный пассажир с популярным именем Ваня. С огромным приветом и букетом воспоминаний.

Марина, довольствуясь тем, что нашу встречу определила ничтожная случайность, я отдаю себе отчет в том, что превратности судьбы порой оставляют неизгладимый осадок в душе человека. Так это случилось в том железнодорожном купе, где произошла наша судьбоносная встреча.

Интивное предчувствие и мужская доверчивость уверовали меня в положительности выбранного варианта. Тем не менее, Марина, нас разделяют многие километры, которые, возможно, сыграют роковую роль в твоем воображении. Но, на мой взгляд, для всего нежного и доброго, чистого и одухотворенного преград не существует. Поэтому, думаю, уже этот год можно считать основоположником того, где, когда и как сойдутся наши исстрадавшиеся души. А пока можно обойтись взаимно-регулярной перепиской, поскольку ничего более предложить не могу: моя транзитная поездка завершена — вагон загнан в тупик. Впредь обещаю быть более откровенным.

Ваня Долгушин из Кунгурской колонии общего режима».

В комнате стояла тишина, будто поезд еще только точкой появился на горизонте.

— Он злоупотребляет вводными словами, — покачал головой Сережа.

— Что такое «интивное предчувствие»? — спросил я Марину.

— Скорее всего, это новообразование — из «интимного» и «интуитивного», — предположила она.

— А «неизгладимый осадок»? — поднял голову Сережа. — Марина, что случилось в том железнодорожном купе?

— Для доброго и нежного, чистого и одухотворенного преград не существует!

Красавица Марина вульгарно хохотала. Грохотал поезд.

Ответное письмо Ване мы написали вместе.

Позднее, когда начались выборы в Госдуму, злые языки утверждали, что на рекламу собственной акции «Учитель года» Павел Владимирович потратил больше денег, чем на годовые стипендии победителям конкурса работников образования. Но я-то знал наверняка: это утверждают они — черные пиарщики Ирины Каслинской, железной леди пермской прессы.

Мы, журналисты, на происходящее не роптали, поскольку ездили много — и не такое случалось видеть. Возвращаясь с какого-нибудь «балла» по случаю предвыборной кампании, в редакции тихо сетовали: «Угощали бедно, зато список спонсоров занял пол сценария…»

Потом коллеги утверждали, что я написал шедевр о Паше — и зря это сделал. Конечно, шедевр — это слишком сказано, а все остальное верно. Одна известная стилистка заметила: «Прочитала — и такое сильное впечатление было, что чуть-чуть не проголосовала за него». А другая демонстрировала мой материал студентам — практикантам как образец профессионального мастерства. Но в ЗС области все равно выбрали не меня, а Пашу. Поэтому, когда пришло время выборов в Госдуму, мой Сашка справедливо заметил: «Тебе, папа, пора баллотироваться самому». Я, понятно, отшутился — не стал выдвигать собственную кандидатуру.

Ну вот и пришла весна, как сказал один умник с экрана — на рынке много цветов и влюбленных. В середине мая под окном расцвела яблоня. Лиза сказала, что прохладно стало из-за яблоневого цвета. Потом наступили черемуховые холода.

Вскоре мне позвонила по сотовому телефону знакомая «морковка» и сообщила, что подъезжает на своем БМВ к стоянке, которая рядом с моей работой.

Она двигалась мне навстречу и улыбалась, подставляя щеку, как я с ужасом догадался, для поцелуя. Я переборол себя — и прикоснулся подбородком к воротнику ее куртки. Господи, с кем только не приходится общаться…

Потом мы сели в салон машины, я попросил сигарету и услышал в ответ, что дама уже не курит. И еще услышал неожиданное предложение: войти в предвыборный штаб Павла Владимировича Алохина, который собрался баллотироваться в Госдуму.

«Здоровье бережет — пожила женщина…» — пожалел я, что не захватил с собой «опал», а вслух произнес нужную и, казалось, неизбежную фразу: