Дети прилива

Фрай нетерпеливо развязала измаранную наволочку, и, наверное, сотня грязных штуковин загрохотала по полу. Элли опустила глаза и посмотрела на них. Это было любимейшее развлечение сирот – отправиться в Низины во время отлива на поиски сокровищ. Низинами называли пространный квартал ушедших под воду крыш в стороне от восточного побережья Города. Когда море отступало, оно оставляло на крышах и водостоках всевозможные диковины и хлам. В основном это были старые башмаки и выброшенные курительные трубки, но на жизни поколения, бывало, случалось какому-нибудь везучему сироте наткнуться на древнюю реликвию, выплывшую из времён до Потопления, и его имя становилось приютской легендой.

Фрай воздела повыше тонкую деревянную пластину, скруглённую на конце.

– Это было зеркало, принадлежавшее древнему царевичу, – хвастливо заявила она.

– Это щётка для волос, – презрительно фыркнул Ибнет. – Щетина вся выпала. Анна, погляди, какие часы я нашёл.

Он показал золотые карманные часы на сверкающей цепочке.

– Ты это не нашёл, – огрызнулась Фрай. – Я украла их у того богатого старикана… – Она осеклась, когда Анна приподняла одну бровь. – Я имела в виду… э… ой, привет, Элли, я тебя и не заметила! Что скажешь, можно нам прокатиться на твоей подводной лодке?

– Ага, я хочу опуститься в море! – воскликнул Ибнет. – Только представь, сколько сокровищ!

Элли открыла было рот, чтобы сказать «нет», но Анна перебила её.

– Давайте-ка вы оставите все эти вещи у меня, а сами пойдёте и почиститесь. Пока матроны вас не увидели.

Фрай и Ибнет горячо закивали и порскнули из комнаты. Элли отложила свою отвёртку, завела механического щенка и поставила его на пол, откуда он пошёл шагать по идеально прямой линии. Веснушчатый мальчонка восторженно захлопал, а Анна ободрительно ему улыбнулась. Но когда она повернула лицо к Элли, оно сделалось бесстрастным.

– Пока ты оставляешь его, – сказала Анна, крутя в руках механическую мышь, – ты подвергаешь опасности сирот, просто чтобы выпендриться самой.

– Я же тебе говорила, нет никакой опасности. – Элли согнула пальцы и прижала их к ладоням. – Я никогда, ни за что не поставлю под удар ни тебя, ни сирот. Мне просто нужно починить это для него… я уверена, я могу всё поправить, если бы только…

Лицо Анны исказилось.

– ДВА ПЕННИ НА ЭТОТ РАЗ! – проорала она и опять швырнула заводную мышь на пол.

Сироты снова разразились визгом и криками, галдя даже громче, чем в первый раз. Элли зарычала от досады и зашагала прочь из игровой, увернувшись по пути от матроны, которая прибежала поглядеть, что это за тарарам.

Элли пнула плюшевого тюленя, валявшегося на полу. Ей хотелось кричать от ярости и ударить что-нибудь. Чтобы сохранить равновесие, она опёрлась на дверь и только через мгновение поняла, что это была за дверь. У неё перехватило дыхание.

В дереве был вырезан кит, а над ним процарапаны две человеческие фигурки с руками-палочками, сидящие в вёсельной лодке. Девочка и мальчик.

Элли протянула руку, её дрожащие пальцы почти коснулись дверной ручки. Но сердце отяжелело, и его словно окатило ледяной водой. Она отдёрнула руку и поспешила прочь из приюта.

11 Угроза

Анна не показывалась в мастерской уже несколько дней кряду, и Элли одна занималась своими делами, исхаживая Город вдоль и поперёк, чтобы починить осушительный насос, китовую костепилку, механическую рыбочистку. Но она была такая уставшая и рассеянная, что это сказывалось на всём, что она делала, – дважды ей пришлось возвращаться на следующий день и снова чинить приспособление, которое она не сумела как следует наладить с первого раза.

Настроение в Городе никак не способствовало тому, чтобы упокоить её нервы. Третьего дня она видела, как разгорелась драка после того, как кто-то обвинил богатого купца в том, что тот укрывает Сосуд в своём винном погребе. Купец и его разоблачитель средь бела дня выбивали друг из друга пыль, пока не прибыл Инквизитор и не арестовал обоих.

В довершение всех бед Сиф постоянно засыпал её вопросами. Иногда они были чересчур личными:

– Что случилось с твоими родителями?

Элли, насупившись, снимала ствольную коробку с гарпунного ружья.

– Мама умерла от чахотки, когда мне было восемь лет. Отца я даже не знала – он был, кажется, драматургом. Умер, когда мне был год. Я не хочу об этом говорить.

Иногда они были про Анну:

– Так она что, твой ассистент?

Элли аккуратно вставляла в телескоп линзу.

– Только не вздумай сказать такое в её присутствии, если тебе жизнь дорога. Она просто иногда помогает мне в работе. Она мой лучший друг.

– А, – протянул Сиф. – Тогда почему она с тобой не разговаривает?

– Я не хочу об этом говорить.

В другой раз вопросы были о Городе, или о Враге, или об Инквизиции. Но чаще всего они были о Финне.

– Так где же он живёт?

– А, на другом конце Города. Забудь о нём – он, вот правда, не настолько интересный.

– Но он приложил столько сил, чтобы спасти мою жизнь, и для чего, просто покрасоваться? А что, если б его поймали?

– Он очень самонадеянный. Слушай, я не…

– Не хочешь об этом говорить, – проворчал Сиф. – Да, я знаю.

~