Дети Революций... (СИ)

У России своя дорога в мире. И то, что хорошо для Америки или Англии, вовсе не хорошо для нас. И потом, все равно социализм победит и мы сделаем Мировую Ассамблею, в которой все страны будут равно представлены, и тогда уже можно будет подумать о демократии...

Мысль перескочила из светлого будущего в темное, неясное настоящее...

"А после меня кто остается? Эти нерадивые, трусливые прислужники..."

Он представил себе Лаврентия, его толстый нос, острые, змеиные глаза, блеск пенсне, пухлые влажные руки...

Безликие, мягко одутловатые лица своих помощников: Хрущева, Булганина, Маленкова.

Сталин передернул плечами, поморщился...

Приглашенные собрались как обычно в Кремле, в кинозале. Смотрели какую-то американскую кинокартину. Как всегда Большаков пересказывал содержание. Было много стрельбы и в этой неразберихе. Большаков, не знающий языков, на память "переводил" и иногда надолго замолкал, а иногда отделывался репликами типа: "Вот он идет" и говорил это значительным тоном. А Берия, ерничая, передразнивал и продолжал: "Вот, смотри, побежал, он побежал". Все смеялись, Сталин улыбался...

После кино Сталин пригласил всех на Ближнюю дачу, перекусить и, конечно никто не посмел отказаться, хотя всем эти обеды были уже поперек горла - всем назавтра надо было работать...

За обедом было весело. Сталин вспомнил ссылку в Туруханском крае, в Курейке. Жил он там со Свердловым, которого Сталин, судя по рассказам, не очень уважал и даже откровенно посмеивался над его щепетильностью. "Я назвал свою охотничью собаку Яшкой, а Свердлов обиделся и даже переехал в другой дом".

Сталин выпил вина, громко смеялся. Но иногда среди разговора замолкал и внимательно рассматривал присутствующих...

"Ну что это за люди? - спрашивал он сам себя. - Неужели из всех, кого я знал, эти самые лучшие? Черта с два! Эти самые хитрые и самые негодные и потому будут плакать, когда я умру, но сами они ни на что не способны.

Ну, вот хотя-бы Берия. Вот он сидит, скалит зубы, веселится, а что у него на душе? Темный лес. И вообще, он садист какой-то. Если бы не его собачья преданность, я бы его уже давно сгноил в тюрьме. И есть за что. Одни его похождения "насчет клубнички" чего стоят. Но я его берегу, он может быть последний, с кем я могу душу отвести, вспомнить Грузию, поговорить на родном языке. И потом, он мне свою преданность доказал и это главное. За ним такая кровь, что без меня ему и года не прожить, потому и бережет, за спину мою прячется...

А Хрущев? Я же его помню ещё с Промакадемии, где он был секретарем парт ячейки, и где за мою линию боролся с правыми. Он, конечно, человек простодушный и наверное неглупый, но уж очень провинциал, таким высшая власть и не снилась. Ему всегда нужно, чтобы кто-то выше него был, кто за все ответит.

Он был и остался крестьянином, хотя набрался манер, нож научился держать за обедом, но все равно путает сухое вино с крепленым. Работник он неплохой, но стратег из него не получится. Гопака танцевать он здоров... - Сталин невольно улыбнулся.

Маленков? Да это просто вечный секретарь. Ему бы справки выдавать, да за сбором взносов следить. Боится меня сильно, но наверняка думает, что достоин лучшей участи. И рожу-то наел, аж задыхается. Вообще все они как толстые свиньи. Вот в чем их плебейство. Жрут и спят, словно за всю родню хотят отличиться. А дай возможность, денежки начнут копить...

Единственный, кто еще более менее выглядит, это Булганин. Но сдается мне, что он пороха не изобретет. Типичный бюрократ со значительным лицом, но в сущности простой исполнитель и, главное, знает свое место. Они в паре с Хрущевым хорошо смотрелись, когда Москвой заведовали. Хрущев речугу завернет со своими шуточками, а этот молчит. Но значительно молчит..."

К концу обеда, часам к пяти утра, все напились, а Сталин остался трезвым и помрачнел.

"Ничего я им не буду говорить, не стоят они этого, -думал он пристально вглядываясь в пьющие и жующие лица, - и почему эти остались, а не другие, которые были тогда, в революцию, по заграницам и ссылкам, почему те ушли, умерли, убиты...

Почему власть так разъединяет, так озлобляет людей, разводит самых преданных друзей, делает их врагами. Почему я остался, а они все ушли? Казалось, ведь общее дело делали. Всем бы хватило места под солнцем. И все-таки пришлось выбирать.

Я иногда думаю: будь проклят тот день и час, когда я стал революционером. А иногда понимаю, что иначе не могло быть. Каждый проживает свою судьбу сам и делает и живет так, как ему на роду написано..."

На рассвете настроение Хозяина, как обычно, портилось...

"И мое одиночество и любовь и ненависть, которая меня окружает - все это предопределено. Воистину "никто не убивает и не бывает убит без соизволения бога". Жаль, что понимают это все слишком поздно...

А может быть так и надо. Пока человек молодой, он старается что-нибудь сделать, чтобы войти в историю, а в старости это нам уже не нужно, лишь бы в покое оставили..."

Проводив гостей, Сталин еще долго не мог успокоиться, ходил из угла в угол, морщился и шептал что-то.