Дети рижского Дракулы

25 апреля. Там, за стенами, пришла весна. Говорят, уже и почки набухать стали.

1 мая. Вестей с Болгарии нет и нет. Тобин сказал, так скоро о смерти пропавшего без вести объявлять нельзя. Возможно, придется ждать до 90-го года, тогда и объявим. Боже, четыре года! Узнал, опять прорыдал день. Стыдно. Я должен крепиться. Тобин прав. Нас быстро выведут на чистую воду с этой Болгарией, ведь меня там не было. Надо ждать, чтобы как следует быльем поросло.

13 мая. Семь месяцев заточения. И такие мысли в голову лезут. Мне кажется, я никогда не любил Еву. Нет, конечно же, любил, как свою дорогую сестру, тянулся к ней, как тянулась и она ко мне. Мы часто маленькими лежали, обнявшись в кровати. Когда был болен, искал ее утешения, не матери. Мы пробыли в одной утробе, разделенные тонкой пеленой, девять месяцев, девять месяцев пытались протянуть друг другу руки, наши сердца бились так близко, что и вообразить сложно большую близость, чем наша.

Но сейчас, сидя в одиночестве и тишине, я стал слышать свои мысли отчетливо. Будто для правды, хрустальным звоном звенящей в наших сердцах, именно что нужна такая тишина. Я стал ясно себя понимать, и мне делается страшно от этого понимания.

Я увидел, как был все же одинок все это время. Да, у меня есть и Тобин, мой названый брат, готовый отдать за меня жизнь, рискующий ныне, чтобы устроить мою судьбу, вынужденный лгать открыто людям, играя дружеское расположение. Но меня неустанно посещает мысль, что я выбрал не тот путь и не нашел ту половину сердца, которая заполнила бы существующую пустоту в груди.

Ева не стала той половиной.

Наша любовь всегда равнялась тем чувствам, которые неизменно испытывают близнецы. Мы теснее связаны, нежели простые братья и сестры. Однажды отец жестоко наказал меня, когда нашел нас в темноте библиотеки на подоконнике. Мы даже не держались за руки, но он прогнал Еву, а меня долго отчитывал, стыдил и называл последними словами. Помню тот летний день, все время до начала осени я должен был провести дома, в заточении. Прямо как сейчас.

Обида с тех самых пор точила мое сердце, и я только и делал, что искал, как насолить ему, выставлял чувство к сестре напоказ. Потом оно переросло в привычку и заменило собой настоящее чувство, должное быть между супругами.

Господи, у меня ведь уже есть дети! Это трусость – думать такое. Я здесь один на один со своими пороками, и, кажется, это и есть те монстры, которых следует бояться и которые не слышны и незаметны, пока ты живешь простой жизнью.