– Да-да, – согласился Лже-Дмитрий, – сфера… Манит. Ты привязан к ней. Твое существование невозможно иначе, чем в этой спасительной иллюзии. С ней невозможно расстаться. Так? Все тепло, Любови, привязанности только в ней. Иначе – пустыня реального, чудовищный космический холод. Сфера… Но ты сделал выбор, и теперь мы ее покинули.
Он помолчал и вдруг что-то пробубнил себе под нос. И хоть попытка сконцентрироваться все еще требовала от Михи неимоверных сил, от него не скрылось это движение: большой палец левой руки – тот, второй, все еще… жив, все еще здесь.
Лже-Дмитрий вздохнул и неожиданно ласково сказал:
– Погоди. Скоро станет легче. Как только успокоится твой ум. Сейчас я помогу тебе выйти из автомобиля.
Миха посмотрел на него и с трудом дотянулся рукой до пересохших губ – он больше не мог играть. Как же он позовет Будду?
– Как только успокоится твой ум, – повторил Лже-Дмитрий, – и перестанет взывать о капле влаги. Словно она в состоянии вернуть прежние ориентиры. Э-э-х, – протянул он и мечтательно посмотрел на далекую сферу, – насколько б у нас все прошло легче, если б ты перестал упрямиться и отказался от своих досадных заблуждений. Я все понимаю, сам таким был, но поверь – гораздо легче. Ты ведь готовишь что-то, что-то скрываешь, я все понимаю, наш уговор не предполагает искренности, так сказать, конфликт целей, но ты многого не знаешь. И очень многого не видишь.
Он вдруг резко наклонился к Михе и, глядя ему прямо в глаза, быстро проговорил:
– Ты ведь что-то принес сюда? Да?! И я пока не могу этого понять. Это не вещь. Ум-и? Намерение?
Миха на это лишь повторил свой жест, дотрагиваясь пальцами до рта.
– Ладно-ладно, – пожал плечами Лже-Дмирий. – Сейчас я открою дверцы и помогу тебе выйти. Ну, что, полегче? Скоро совсем свыкнешься.
Теперь Миха смог различить, что все пространство вокруг пронизано тончайшими светящимися нитями, заканчивающимися чуть более густыми каплями, похожими на капсулы. И все нити тянутся туда, к удаляющейся сфере.
– Так сказать, много незавершенных дел, мечтаний, надежд, – проговорил Лже-Дмитрий, и глаза его вдруг дико блеснули, потом он быстро добавил, не без оттенка брезгливой неприязни. – Да, ты прав, где-то там твой сбежавший друг.
Все светящиеся нити копировали рисунок пересохших каналов, похожих на ирригационные, которыми была изрезана бесконечная пустыня. Лже-Дмитрий проследил за Михиным взглядом:
– Пути крови, – непонятно сказал он. – Видишь ли, мой молодой друг, воды жизни на всех не хватает, да… этой водицы… Эх, если б ты перестал упрямиться.
Светящиеся нити вдруг мгновенно потемнели, превращаясь в клубящиеся дымные линии. Их были мириады, и кошмарных непереносимых стенаний, криков боли, вздохов тоски и разочарований, и страданий, страданий, страданий были тоже мириады, еще чуть-чуть, и все это могло бы раздавить.
– Т-с-с, озабоченно промолвил Лже-Дмитрий. – Мы здесь не для этого.
Он вышел из автомобиля и открыл Михину дверцу. Нитей стало значительно меньше, и они снова посветлели.
– Я ведь уже упоминал, – усмехнулся Лже-Дмитрий, протягивая Михе руку, – что нелепую выдумку о незримых автобанах мог сотворить только ребенок. Видишь, сколько их здесь, следов древних путей? Но нас не интересует приграничье. Нам надо туда, – он неопределенно махнул рукой. – В глубь.
Миха бросил на него быстрый взгляд.
– Нет-нет, – отмахнулся тот. – Вовсе не в Кинотеатр для сумасшедших. Там людям не могут предоставить второго шанса. Нам дальше. Нам нужен дом… В том-то и несравненная прелесть… Страны чудес, что дом до сих пор там. Эх… если б ты только перестал упрямиться! Ни к чему все это – суета сует. Бесполезно. – Он ухватился за Михину руку и с прежним нажимом спросил. – Ну? Что ты сюда пронес?! Чего я не могу понять?
И опять Миха-Лимонад слабо покачал головой.
– Ладно, – смягчаясь, сказал Лже-Дмитрий. – Выходим.
Он помог Михе покинуть Бумер и внезапно похвалил:
– А ты крепкий. Но упрямый. Не хочешь разговаривать – не надо! Только… Пойми, как только мы найдем
Миха посмотрел на него прямо.
– Ведь я знаю, зачем он ей, – неожиданно резко проговорил он. – Твоя сумасшедшая древняя старуха вовсе еще не вся богиня. А про меня не беспокойся.