Дети Робинзона Крузо

– Ты на них не обращай внимания, красавчик. Ни там – ни здесь, – успокаиваясь, махнула рукой старушка. – И тогда они будут просто, как кино. Скользят себе по поверхности света, а тебе – по барабану. Безвредны.

Дед прищурился и поднял указательный палец – в этот момент все Михины подозрения насчет маразматика выглядели более чем убедительно.

– За экраном видел когда, блядун-красавчик? – вопросил соломенный, а Миха-Лимонад отказывался верить собственным ушам. – В телевизоре иль где в кино? За экраном – пусто. А когда нет изнанки, ничего и нет, – дед развел руками. – Все – пиздец! Ни там – ни здесь.

Миха покачал головой:

– Для меня это слишком сложно, – он ухмыльнулся. – Слов много непонятных.

И тогда дед еще выше поднял поясняющий перст, и по закону жанра должна была сверкнуть молния, превращая соломенного в самую экстравагантную версию свирепого пророка, встречающуюся на автобанах вокруг Москвы.

– Слушай, пиздовертыш! – промолвил он. – Глаз видит благодаря человеку, а не человек благодаря глазу. – Дед сделал внушительную паузу, а потом расстроено причмокнул. – Вот на этой хуйне все и держится.

– Что держится? – автоматически переспросил Миха.

Дед развел руки в стороны, словно собираясь танцевать гопака:

– Да, все это ебливище вокруг, – радостно резюмировал он и совершил характерный жест руками и тазом, что тут же придало ему вид мелкого пса-мерзавца, облюбовавшего хозяйскую ногу. – Мужья и жены, зверье, гады во мгле, камни очень любят звезды, а минералы – лед, ворон и дуб, береза и песня дудочки, чертополох, и снова парни и девки, хороводы и вода-водица в тайную ночь… Слушай – может, поймешь в чем отличие пениса от фаллоса.

– Иди уже, – осадила соломенного бабка и пояснила Михее: – Парацельсом увлекся в последнее время. Совсем, старый дурак, рехнулся.

– Кем? – оторопел Миха-Лимонад и снова засмеялся. – А с чего он столько матерится?

– Он не матерится, – бабка пожала плечами, и Михе показалось, что она взглянула на него с сожалением. – Он отцуется.

– Отцу… чего? Отец, что ли? Ну, вы… – Миха смахнул смешливую слезу. – Ладно. Понял. Буду знать.

– Ебать тебя носком: небесполезное знание, – вставил дед. И вдруг повторил: – В нем совсем нет тени. Она сможет видеть его только твоими глазами. Избавься от тени – слушай песню сестры.

– Иди уже! – махнула на него бабка.

– Это уже какой-то Гребенщиков! – расхохотался Миха.

Пора было ехать. Миха повернул ключ зажигания.

– Ну, пока вам, – с сожалением сказал он старушке-заправщице.

– На-ка тебе от деда моего подарок, – отозвалась та, протягивая Михе-Лимонаду крохотный пакетик.

– Это что? Памятка матершиннику? Оц… отцу…

– Еще чего! Тайные слова захотел, – перебила его бабка. – Это тебе свирелька на память. Сам же про дудочку пастушка вспомнил. Свирелька. Чтоб про свою не забыл в дальней дороге.

– Какую свирельку? – спросил Миха.

– Такую! – старушка развела большой и указательный пальцы не больше, чем на сантиметр. – Малюсенькую.

Соломенный снова захихикал – видимо, любое упоминание продолговато-конических предметов вызывало в его воображении лишь шуточки конкретно-урологического толка.

– Повесишь на ключ, – подсказала старушка. – Презент.

– Спасибо, – Миха взял подарок. Это был брелок в запаянном полиэтилене, скорее всего китайского производства. Миха-Лимонад в третий раз подумал, что хозяева бензоколонки действительно молодцы.

***

Миха выехал на дорогу. Посмотрел в зеркало заднего вида. Огонек в ночи исчез, должно быть, скрылся за поворотом.

Мир вокруг спал. Лишь свет фар выхватывал куски пространства из густой тьмы. Миха-Лимонад курил «Галуаз» и думал о странных вещах. Уже много ночей подряд он видел во сне море. И ощущение того, что всем им сулил вначале мир, накатило внезапной волной. Наивное и свежее, как утренний дождь, обещание радости, и долгий великолепный путь, полный опасностей, от которых можно погибнуть, но невозможно устать. Куда сбежали эти четверо мальчишек? Иногда Михе-Лимонаду казалось, что они пропали вместе с Буддой. Миха видел во сне море, похожее, как две капли воды, на море его детства, но в то же время совершенно другое; это было удивительное знакомое место, только во всей географии своей дневной жизни Миха-Лимонад не смог бы определить его местоположение. Там были ответы. Ответы на все вопросы, много лет назад вынесенные взрослеющим сознанием на периферию. С каждой ночью он, как в детстве, подходил все ближе к разгадке, но, как это всегда бывает, в последний момент просыпался. Счастливым и ничего не знающим.

– Странная заправка, – проговорил Миха. – Или странные таблетки, – добавил он, поглядывая в зеркало и пытаясь рассмотреть кого-то явно несуществующего на заднем сиденье своего автомобиля.

Ни там – ни здесь

И тут Миху осенило:

– А ведь я ей ничего не говорил про пастушка со свирелью, – произнес он, глядя во тьму перед собой. – Ни про какие дудочки не говорил!