Миха-Лимонад вопросительно взглянул на заправщицу. Но бабка лишь добродушно улыбалась:
– Сами все сделаем, – пояснила она.
Миха решил подчиниться, и не без удовольствия – ему все больше здесь нравилось. Прямо художественная акция актуального искусства: хозяева заправки либо молодцы, либо какие-то совсем уж отмороженные художники, развлекающиеся по полной.
Старушка продолжала улыбаться, выставив перед собой руку с открытой ладонью (И Миха вдруг подумал, что несколько минут назад таким же жестом ему протягивали красно-синие таблетки. Может, его и вправду «вштырило»?), а второй, такой же добродушный, с хитрым прищуром маразматика, уже спешил сюда. Это был хлипкий, но бодрый дед в точно таком же перекошенном зипуне, с жиденькой козлиной бороденкой и соломенными волосами, растущими в разные стороны.
– Скорее, ярило-хуило! – торопила бабка. – Клиент у нас. Сбежавший мальчик.
Миха вначале подумал, что ослышался. Потом, вспомнив про актуальное искусство, подумал: нет, все по плану, в том числе и безумное обращение к напарнику. Двигатель Бумера неожиданно и капризно зачихал, звук показался тревожным, шершавым (автомобилю здесь не нравится – мысль была вздорной, и Миха странно усмехнулся), старушка же строго и успокаивающе постучала по капоту, и двигатель заглох. Миха вздохнул, вынул ключ, протянул его и деньги заправщице. Собирался назвать марку бензина, но старушка опередила:
– Девяносто пятый, до полного, – велела она деду и отправилась снимать заправочный шланг, что-то насвистывая себе под нос.
Миха-Лимонад проследил за ней глазами, а потом рассмеялся, расслабленно откидываясь на спинку кресла – это просто все случайные, ничего не значащие совпадения, универсальный набор из ограниченного числа возможностей, как гадание цыган. А хозяева и вправду молодцы: здорово персонал разыгрывает спектакль, втягивая Миху в какой-то сумасшедший бенефис. За это и не жаль заплатить.
Вернулся соломенный дед, принес чек и деньги, на которые взирал с недоумением, затем, словно сообразив, протянул Михе:
– На! Бл… Это тебе, красавчик. Сдача.
– Спасибо, отец.
– Правильно ты его назвал, – похвалила бабка, потрепав деда за бороденку, а тот довольно замурлыкал.
Миха улыбнулся и посмотрел в сторону – вокруг яркого фонаря, под соломенной крышей, билась одинокая бабочка. Миха пригляделся: действительно, бабочка в апреле.
– Не рано ли она проснулась? – Ни к кому не обращаясь, проговорил Миха.
– Бабочка-капустница все знает! – важно ответила бабка.
– И ты вспомнишь, – веско заявил дед. – Если тебе суждено.
– Ну да, ну да, – кивнул Миха. Шоу продолжалось.
Цены на заправке, невзирая на весь перфоманс, оказались умеренные. И это в нескольких-то километрах от селебритис-бантустана. Миха усмехнулся, и бабка, и дед разулыбались в полные рты. Миха протянул каждому по сто рублей:
– Вы молодцы.
– Ой, милок! – вскинулась старушка, пряча деньги в прорезь зипуна.
– Красавчик, – вставил дед и помахал купюрой как счастливым лотерейным билетом. – Бля… нах… Ты заплатил!
– Спасибо тебе, – чуть не прослезилась заправщица. – Ты не жадный, я гляжу. – И она провела рукой перед глазами. – Жадность – плохо. Правда. А я
– Жадный отвалил бы по штуке или поболе, – сказал дед, – иль ваще ничего! Сто рублей – сто друзей… Заплатил!
Миха пожал плечами. Дед почесал соломенный затылок (скорее всего, тоже парик) и начал переминаться с ноги на ногу, словно хотел в туалет.
– Иди уж! – бросила ему заправщица.
– А-а? – Дед вопросительно указал на Миху. – Сук…
Старушка кивнула. Наклонилась к Михе и ласково пожелала:
– Счастливого пути тебе на посошок!
Соломенный захихикал, будто это была какая-то урологическая шутка, и Миха с усмешкой различил, что застрявшие у него в бороденке кусочки синевы – это тоже бабочки, крохотные мотыльки, наподобие цветного бисера. А старушка-заправщица вдруг бросила пристальный взгляд поверх Михи, в темноту салона и быстро проговорила:
– Пошла отсюда, мерзость!
Миха в изумлении уставился на заправщицу. Потом его губы растянулись в улыбке, и не оборачиваясь, он указал большим пальцем правой руки на заднее сидение:
– Там никого нет.
И снова прыснул. Шоу несколько подзатягивалось, но ему почему-то совсем не хотелось отсюда уезжать. Через секунду Миха-Лимонад понял, что опять смеется. Вместе с бабкой, а вскоре, повизгивая на высокой ноте, к ним присоединился соломенный дед.
– Слышь, ярило-хуило, – обратилась к нему старушка, – возит за плечами утопленницу, а говорит, никого нет.
При этих словах дед заржал так, что ему пришлось ухватиться руками за живот:
– Да их, блядей, там полно! – вдруг выдал он, давясь смехом. – Всех, кто ездил на нем до красавчика. Ни там – ни здесь.
– Ладно, старый, – успокоила его заправщица. – Лопнешь еще.
– Ни там – ни здесь, сука! – изумленно повторил дед и замолчал, невинно и забавно хлопая глазами. И добавил что-то совсем уж невразумительное. – В нем совсем нет тени, в сбежавшем мальчике. А зверь живет в тени.
– О чем это вы? – поинтересовался Миха, но дед с бабкой снова заржали.