Дети Розы

Он обменивал дорожные чеки, когда услышал голос Кейти — его нельзя было не узнать. Вот она, тут как тут. Черный джемпер, цветастая юбка. Выше всех женщин в зале. Подходит к нему, протягивает руки, берет за плечи, прижимает его лицо к щеке.

— Как хорошо, что вы прилетели так быстро, — сказала она. — Мы с Лялькой пользовались страшно медлительным транспортным агентством.

— Не все чиновники сволочи, — ответил Алекс. — В следующий раз обращайтесь в посольство. Как Лялька?

— Алекс, — голос Кейти потерял привычную бодрость, — что бы ни случилось, обещайте, что не будете с ней грубы.

— Вы с ума сошли? — холодно спросил Алекс.

— Ну да, грубы — не то слово. Я хотела сказать, не будете настаивать… Пытаться узнать что-то, если она станет уклоняться от ответа… Просто она этого может не выдержать.

Тут Мендес заметил, что рядом с Кейти стоит невысокий светловолосый мужчина и смущенно шаркает ногой в изящном ботинке.

— Извините, Тадеуш. Это муж Ляльки.

Мужчины поздоровались, и Тадеуш с ходу включился в разговор:

— Я бы хотел объяснить. Вы должны меня извинить. Здешние гостиницы забиты участниками какого-то нелепого панславянского конгресса. Я вчера сделал не меньше полусотни звонков в попытках найти для вас что-нибудь приличное. Но у меня есть номер в хорошем отеле, может быть, вы согласитесь его занять? А я пока устроюсь у кого-нибудь из моих друзей-актеров.

— Вы очень любезны, — после паузы сказал Алекс.

— У меня машина, — продолжал Тадеуш, — и я готов немедленно отвезти вас в больницу. После чего, извините, но мне придется уехать. Улететь в Варшаву. Телевидение. Но, разумеется, я могу оставить вам машину.

Алекс колебался.

— Благодарю. Может быть, по пути кто-то из вас все же ответит на вопрос: что случилось с Лялькой?

— Не все еще ясно! — ответила Кейти. — Сначала мы думали, что она просто перепила водки. Она побледнела, ее рвало, покрылась потом. Когда Тадеуш мне позвонил, я подумала: а, ерунда. Утром ей будет стыдно. Так оно и случилось, она — как ни глупо — извинялась, но лучше ей не стало, ее по-прежнему рвало, и мы решили, что это пищевое отравление. А это не так уж невероятно — сами убедитесь, когда попробуете здешнюю еду. Словом, мы вызвали врача. И вот, стоило ему взглянуть на Ляльку, как он посадил ее в машину и отправил в больницу, мы и слова сказать не успели. Тут-то я вам и позвонила. Тогда врач счел, что это инсульт.

— А теперь?

— Думаю, они и сами не знают.

— Странно. Не смешите меня, наверняка существует простой способ выяснить — инсульт у пациента или нет.

— Разумеется. Но они выясняют и кучу других вещей. Обрили ей часть головы. Алекс, обещайте не показать вида, что заметили это.

— Господи, видно, вы меня считаете чудовищем.

— Нет, нет, не чудовищем.

— Значит, идиотом?

Алекс был раздражен. Садясь в машину, он с силой захлопнул дверцу. И на мгновение ощутил совершенно неразумную, постыдную неприязнь к Ляльке. Вот черт, неужели он так скверно к ней относился? Ну да, они ссорились, но разве он когда-нибудь был к ней жесток? Что она наплела Кейти?

Кейти меж тем сидела рядом с ним на заднем сиденье, прикрыв его руку своей.

— Люди очень эгоистично реагируют на болезнь. Я, во всяком случае. Болезнь меня пугает. Я просто пытаюсь вас предупредить.

— Извините, — отрезал Алекс, не давая увести себя в сторону. — Сейчас вы решительно перестроились. Ведь вы имели в виду совсем другое. Впрочем, не важно. Скажите, она может говорить?

— Да.

— Неразборчиво?

— Понять, что она говорит, можно. Дело не в словах, а в мыслях. Она не может сосредоточиться. Такое впечатление, что у нее бред, хотя температуры нет. Ох, Алекс, я виню себя, правда-правда. Она не так уж хотела ехать, а мне было любопытно. Ведь ее семья владела одним из замечательных домов в нескольких кварталах от Рыночной площади. Этот дом и сейчас там стоит. Тадеуш водил нас туда. Он снимает фильмы.

— Я знаю, кто он, — сказал Алекс угрюмо. — Я видел «Леса». Хороший фильм. Старуха идет по болоту, березы… Так что? Что было, когда вы туда вошли?

— Красивый дом. Высокие потолки, желтый деревянный пол. В каждой комнате живет целая семья.

— Ну и что? Почему это так ее расстроило? Ведь ее семья успела уехать, разве нет?

— Я плохо объяснила. Это началось раньше. У Тадеуша была репетиция, и кто-то из польских литераторов взялся поводить нас по городу. И вот он, ни о чем не подозревая, показал на этот дом и сказал: «Когда-то это был жидовский дом». Жидовский дом! Это было ужасно.

— Да ради Бога, Кейти, — сказал Алекс, — о чем вы? По-польски — это не ругательство. Не отклоняйтесь от темы. Что было дальше?

— Я провела в больнице все утро. Просто сидела. И слушала. Пыталась понять. Может быть, не все поняла правильно. Алекс, мне можете говорить, что хотите, но с ней так не говорите. Обещаете?

Алекс опустил стекло, смотрел на город.

— Вы никогда ее не понимали. Не знали, что ей нужно. Как она напугана. Как вам доверяет. А теперь она все время говорит о вас. Только о вас. Клянусь, будь это не так, я бы не рискнула вас вызвать.