Дети Розы

— Роды прошли не вполне благополучно, но для волнений нет оснований. Плацента отделилась не сразу, поэтому пришлось ее удалять. — Голос Тобайаса звучал ободряюще. — Такое случается сплошь и рядом, как мне сказали. Она потеряла немного крови, вот и все. Доктор рядом.

— Других осложнений нет?

— Я бы хотел знать, когда ты возвращаешься? — спросил Тобайас.

— Сейчас это невозможно. К сожалению, Ляльке нельзя лететь.

— Ты имеешь в виду лететь в Лондон? Хочешь ее сопровождать?

— Я привезу ее в Экс.

Возникла пауза.

— Хочешь, чтобы я сказал это Ли?

— Ну конечно, — сказал Алекс с раздражением. — Если только я сам не могу с ней сейчас поговорить.

— Она еще не отошла от наркоза, — сказал Тобайас. — И все же…

— Что?

— Мне кажется, тебе лучше позвонить снова и самому ей все сказать. Ты не против?

— Отсюда сложно звонить, — ответил Мендес. — Видишь ли, прошлый звонок мне пришлось сделать из французского посольства. Ты представляешь, насколько это хлопотно? Чтобы позвонить из Кракова в Варшаву, ждешь четыре часа. Скажи ей сам. Она не ребенок. Объясни. За больной женщиной нужен уход. Лейси появился?

— Да, — ответил Тобайас.

— Давай, ты справишься! — сказал Мендес. — Я уверен.

12

Тобайас раздраженно мерил шагами комнату. Тер туфлей ворс ковра. Мендес с его самоуверенностью стал просто невыносим. Справишься! Да представляет ли он, что именно происходит в его нелепом замке? Понимает ли, насколько все сложно? Какую власть здесь имеет Лейси? И как ни дико, но теперь не Тобайас, а ребенок — и только ребенок — служит защитой Ли. В комнате, где она приходит в себя после родов.

— Я тебя раскусила, — сказала она Тобайасу. — Тебе самому нравится Джек, разве нет? Так с какой стати мне с тобой считаться?

И теперь он должен идти к ней? И сказать что-то вроде: «Извини, но Алекс сообщил мне, что возвращается сюда со своей женой»? Ну да, старый друг помогает в беде. Лейси живот надорвет от смеха. К тому же это станет для него сигналом к действию. Что бы он там ни задумал.

Нет. Тобайас открыл дверь своей спальни и остаток ночи провел на ногах. Первый раз его власть пошатнулась, когда он прочел дневник Алекса. Ну как он мог поддаться этому искушению? А все же тайком, снедаемый чувством вины, жадно его проглотил. Бесстыдно, слыша голос Лейси. Что он там искал? Признаки слабости, признаки какого-то умысла? Бессердечность? Хотел убедиться, не прав ли Лейси, не кроется ли под благородной личиной алчность? Не услышит ли он некий внутренний голос, утверждающий: «Главное — денежки»?

Но не обнаружил там ничего подобного. А только голос ребенка, страдающего от непоколебимой уверенности отца, мучимого хаосом собственных сомнений, неспособного отбросить их. И вот такая запись:

Я снял кольца с его рук. Если я их удачно продам и уеду в Северную Африку, а может, и в Англию, но не в Нью-Йорк, то, вероятно, смогу начать жизнь самостоятельно. Билеты продать нетрудно. Но как оценить кольца? Меня надуют при первой же сделке!

Полагаю, так и случилось, подумал Тобайас. Лейси со своей теорией попал пальцем в небо. Раз Алекс оказался в том же районе Лондона, что Лялька и Клара. Но не в этом суть. Лейси одержал победу, просто-напросто заставив Тобайаса копаться в рассуждениях Алекса. Он его совратил, Тобайас пошел у Лейси на поводу, потерял возможность становиться в позу. Теперь Тобайас не мог его укорять.

Он ходил по бесконечным коридорам и размышлял. Я проиграл, думал он. Теперь это территория Лейси. Он приглашает сюда своих друзей. Доктор все с большим недоумением наблюдает за тем, что здесь происходит. Ли запирает свою дверь.

Или она запирается только от меня?

Холодная белая луна повисла как широко раскрытый немигающий глаз в высоких окнах в конце коридора. Тобайас неотрывно смотрел на нее. Что за гнилое, гнусное небесное тело. Как и прочие мертвые миры. Кто может верить в Бога? Или евреи страдают слабоумием? Как может хоть кто-то верить во что бы то ни было?

Негромкие голоса, доносившиеся снизу, из лестничного колодца, нарушили его размышления. Тобайас недовольно посмотрел на часы. Почти три. Что за хулиганье? Он ощупал карман и впервые за несколько недель почувствовал прилив адреналина. На мгновение его переполнил праведный гнев. Да, сейчас он спустится и выскажет им все. Поставит их на место. Паразиты. Тунеядцы. Он начал решительно спускаться по лестнице. Через два пролета он узнал голоса. И отпрянул к стене. Отсюда он мог различить Ли — она сидела на краешке стула как испуганный зверек. Рядом в плетеном кресле непринужденно расположился Джек Лейси, задрав одну ногу и мерно раскачиваясь.

— Все кончено, Лейси.

— Ты так думаешь? Размякла? Размякла и разжирела? Я тебя предупреждал — материнство расслабляет.

— Я тебя не боюсь.