Дети с улицы Мапу

Однажды девочки долго ждали прихода брата. Золотая полоска на стене протянулась до конца комнаты. Еще немного, и исчезнет. Шмулик всегда приходит, когда лучезарная полоска достигает двери. Сегодня она уже переползла дальше, а Шмулика все нет. Мама давно вернулась и ушла получать хлебный паек.

— Давай подойдем к окну, — предлагает Ханеле.

Ожидание было слишком долгим, и девочки уселись на подоконнике.

— Ой, смотри, смотри! — воскликнула Ханеле.

Из щели за окном тянется тонкий светло-зеленый росток.

— Цветок вырос из стены, цветок! — хлопает в ладоши Этеле. — Нужно его полить. Он, наверно, хочет пить.

— А что цветок ест? — спрашивает Ханеле.

Этеле задумывается.

— Землю.

— Но здесь нет земли.

— Наверно, в щели есть немного, только нам не видно, — с видом знатока отвечает Этеле. Соскочив с подоконника, она бежит к ведру с водой и набирает полную чашку.

— Это росток гороха, — объяснила мать, войдя в комнату. — Горошины, которыми вы игрались на окне, проросли в щели.

С этого дня маленькую темную комнату как будто наполнила новая жизнь.

Каждый вечер, с заходом солнца, девочки спешат к окну посмотреть на росток и полить его. В сумерках росток похож на серую нитку, торчащую из мотка шерсти, но девочки видели его во всем богатстве красок. И слабый росток, благодарный им за их заботу, с каждым днем подрастал, зеленел, на нем появились побеги и нежные листочки.

Как-то разразился ливень. Молнии раскалывали ночное небо. Утром девочки выглянули за окно — растение бессильно лежит на подоконнике.

— Росток заболел, — испугалась Ханеле. Этеле тоже встревожилась. Но вечером пришла с работы мама и успокоила детей.

— Росток тонкий и слабый, он не может сам держаться. Нужно его подвязать.

Она вбила в стену несколько гвоздиков, натянула веревочки и подвязала росток.

Спустя две недели девочки увидели на верхушке ростка маленькие бутоны, окутанные листочками. Прошло еще несколько дней, бутоны раскрылись, и появились сиреневые цветы.

— Есть у нас в гетто цветы, наши цветы! — радовались девочки.

Цветы гороха заглядывали сквозь окно в темную комнату и покачивались. Радость наполнила дом.

— Мама, смотри, я уже не бледная, — сказала вечером Этеле, — и голова больше не болит. Как хорошо, что есть на свете цветы!

Смерть Этеле

Шли дни. Цветы гороха на подоконнике дрожали от малейшего ветерка. Они были нежные и розовые. А лицо Этеле становилось все бледней и прозрачней. Лишь изредка она вставала с постели. Большей частью сидит на кровати, прислонившись спиной к стене, впавшие глаза устремлены на ростки за окном, на лбу выступают капли пота.

Время от времени кашель сотрясает ее исхудавшее тело. Ханеле пугается:

— Тише, Этеле, тише, а то услышат и придут сюда.

Однажды отец не вернулся домой. Мать сказала, что его забрали в рабочий лагерь. Первое время девочки спрашивали: «Когда же вернется папа?». Потом перестали.

Один Шмулик знал, что отец больше не вернется. Из того лагеря вернулось лишь три человека. От них стало известно, что все рабочие-евреи, девяносто человек, убиты. Иногда закроет Шмулик глаза и думает об отце, о друзьях с улицы Мапу. Виленские исчезли до того, как они перебрались в гетто. Куда? От соседей Шмулик слышал, что уехали в Вильно. У них был друг поляк, богатый крестьянин, который отвез их туда. Добрались ли? Живы ли еще Ривкеле в Давид? Из семьи Левиных никого не осталось в живых. Отца Сролика забрали в лагерь вместе с отцом Шмулика. Сролика бандиты застрелили на улице. Мать и маленький Янкеле погибли в последнюю акцию.

— Акция, акция, какое страшное слово! До войны никогда его не слышал, а теперь оно у всех на устах. Шмулик вспоминает подробности акции, которые слышал от свидетелей.

Литовские полицаи рассыпались по улочкам гетто в поисках спрятавшихся евреев. Вошли они и в квартиру Левиных. Мать и сын спрятались под большой печью. Янкеле был болен и очень кашлял. Полицаи услышали кашель и вытащили его. Янкеле горько плакал и кричал: Мама, мама, я боюсь! Мать бросилась за ним, расцарапала лицо и руки полицаю, который вытащил Янкеле. Полицай стал бить ее резиновой дубинкой по голове и лицу. В гетто они не вернулись.

Когда Шмулик пришел с работы. Этеле лежала тише обычного. Мать уже была дома, сидела с краю кровати, и слезы катились из ее глаз. Глаза Этеле были закрыты, дыхание тяжелое и отрывистое.

— Обязательно нужно достать сегодня что-нибудь, чтобы спасти ее, хотя бы каплю молока, — в отчаянии прошептала мать.

Шмулик спустил с плеч мешок и вытащил из него несколько картофелин и щепок для растопки. Потом посмотрел на Этеле и повернулся к двери.

— Ты куда? — тревожно спросила мать.

— Пойду. Может, достану чего.

На улице не было ни души. То тут, то там мерцал в окне слабый огонек и тут же гас. Шмулик быстро шагал, прислушиваясь к ударам сердца. Удастся ли проскользнуть? А если поймают что будет с мамой и Ханеле и больной Этеле. Вчера он видел щель в заборе. Не иначе, как она ведет на «волю». Он дошел до конца проулка, свернул налево — еще полста шагов.