Дети Шини (СИ)

Когда я заглянула к Якушину, он, сидя на корточках, разбирал в гараже какие-то инструменты, а увидев меня, лишь повернул голову, равнодушно посмотрел, и снова принялся ковыряться в деревянном ящике со странными железяками.

- Знаешь, я тут подумала. Мне пришло в голову..., - перешла я сразу к делу, чтобы не создавать лишнего напряжения. - Марков прав. Нужно поехать в ближайшую деревню и продать там что-нибудь.

- Какая свежая мысль! Сто раз уже обсуждали. Чтобы что-то продать, нужно, как минимум это иметь. В доме не осталось ничего ценного. Кроме библиотечных книг. Впрочем, - он выпрямился, - ради того, чтобы поржать над тем, как ты будешь впаривать их деревенским, я даже готов отвезти тебя туда.

- Зачем ты так? Я ничего ему не говорила.

- Это ты о чем?

- О том, что ты подумал, когда вчера Амелин сказал про речку.

- Шутишь? Я должен был об этом что-то думать? С какой стати мне вообще про это думать? У меня, типа, других проблем нет.

- Всё ещё обижаешься за тот случай в лесу? Или на что-то другое?

- Я вот одного только не пойму, ты так хорошо придуриваешься или реально не врубаешься?- он пнул ногой ящик.

- Не врубаюсь, - не могла же я признаться, что мне бы хотелось думать, что я ему всё-таки по-настоящему нравлюсь.

- Ты просто не хочешь врубаться. Ты живешь, как будто внутри своего стакана. И смотришь из стакана. И думаешь только о себе и никогда не ставишь себя на место других. Попробуй хоть раз выбраться оттуда. И тогда тебя ждет множество удивительных открытий.

- Ты говоришь загадками, - пролепетала я, ошалев от такого напора.

- Просто хорошенько подумай об этом. Так ты что-то конкретное хотела предложить или просто пришла глазки строить? - отвернулся и сделал вид, будто ищет что-то на полке.

Он совершенно спутал мои мысли, так что уже не хотелось ничего рассказывать, но назад дороги не было.

- Помнишь, я тебе говорила, что нашла ключ от подвала, рядом с гаражом? Тогда, когда ты просил оставить тебя в покое и не мешать заниматься делами? Так вот, в том подвале полно всяких бутылок: вино, водка и виски. Я подумала, что спиртное не книги, и его в деревне можно было бы легко обменять на еду и бензин.

Якушин на миг замер, а затем медленно развернулся ко мне, и в следующий момент лицо его озарилось.

- Что же ты молчала-то? Столько времени!

- Ты не хотел слушать.

- Честное слово, Тоня, я сейчас расплачусь, мы четыре дня пытались что-то придумать, и вчера чуть не переругались из-за этого, а ты точно с неба упала. В некоторых вопросах ведешь себя хуже Насти и Петрова. Ещё хуже, чем детский сад. Но само по себе предложение очень крутое.

И больше не говоря ни слова, он забрал ключ, и тут же побежал рассказывать об этом остальным. Толком даже не закончив разговора, не объяснив, о каком стакане вообще шла речь.

Через десять минут они с Герасимовым и Петровым отправились обследовать подвал.

Мы сидели на ковре перед камином и играли в дурака.

Мне ужасно не везло, в голове постоянно крутился недавний неприятный разговор и сосредоточиться на игре никак не получалось.

Тогда как Насте, которая не то, чтобы очень быстро соображала, по каким-то непонятным причинам всё время выпадали козыри и, быстро отбившись, она оставалась наблюдать, как Амелин с Марковым по очереди беспощадно обыгрывают меня. Так что в какой-то момент я начала сильно расстраиваться, хотя виду старалась не подавать, однако, судя по регулярным нападкам Маркова и виноватой улыбочке Амелина, это всё равно было заметно.

- Вот, Осеева, - ехидным голосом проблеял Марков, закончив отбиваться от Амелина и выходя из игры, - наглядное подтверждение реального положения дел.

Он гордо задрал голову и вызывающе таращился на меня, тогда как во время игры постоянно щурился и низко нагибался, чтобы рассмотреть достоинства карт и масти.

- Мне за всю игру только один козырь попался, - объяснила я.

И, хотя был мой ход, на руках оставалась одна дурацкая трефовая девятка. Тогда как у Амелина, я не сомневалась, было явно что-то более значительное. Так что я решила, доиграть последнюю партию и больше не позориться.

Но только собралась перевернуть лежащую возле колен карту, и принять проигрыш, как Марков сказал:

- Да нет, теперь ясно, чего ты столько дней про подвал молчала. Я ж раньше думал, что ты умная.

- Я уже объяснила, почему не рассказывала об этом.

- Но я всё равно не понял.

- А это уже проблема не моего ума.

Марков тут же вперился в меня, точно собирался просверлить глазами в моей голове дырку. Я ответила тем же, и мы так сидели около минуты, играя в гляделки, до тех пор, пока Сёмина не сказала "Ну, всё, хватит. Надоело уже".

Так что нам пришлось прервать эту молчаливую дуэль, а когда я, собираясь закончить игру, открыла оставшуюся карту, то какое-то время долго и недоуменно смотрела на неё, не веря своим глазам.

То, что было минуту назад девяткой треф, каким-то непостижимым образом, превратилось в козырного бубнового туза.

- Вот, блин, - с расстройством сказал Амелин. - Ты выиграла.

Марков ошарашено промычал:

- Странно, мне казалось, у Осеевой нет козырей.