Дети Шини (СИ)

- Блин, - выругался Якушин. - Короче, тогда придется как-то разделиться. Все кто не животные и прочий Гринпис - обеспечивают себя сами или хотя бы не мешают. А мы с Петровым, Герасимовым и, - он посмотрел сверху вниз на безучастного Амелина, - тем, кто умеет хорошо резать, попробуем всё-таки кого-нибудь поймать.

- Вот-вот, - мгновенно взвился Марков, - так всё оно и начинается. Именно так! С разделения.

- А я тоже против охоты. Я не могу, - негромко, но уверено проговорил Герасимов, так что Якушин даже не смог скрыть изумления.

- Чего ты не можешь?

- Ничего. Забей. Всё равно не поймешь, - отмахнулся тот.

- Нет, уж объясни, - потребовал Якушин.

Было ясно, что в первую очередь он рассчитывал именно на Герасимова.

- Человек хотя бы понимает, почему его убивают, а животное нет.

- Да ладно тебе, - сердито фыркнул Якушин. - Что ты как Марков? Животное - это животное. Это люди запариваются "за что?", "почему?", "справедливо-несправедливо", а у зверей такого нет. Они просто знают, что могут умереть и всё.

- Между прочим, - неожиданно оживился Амелин, и его черные глаза азартно заблестели. - Именно этого они и не знают. Может, и чувствуют что-то, но не осознают. Вот это, кстати, и отличает их от нас. Они живут, чтобы жить, а мы, чтобы умереть. Ведь только осознание своей конечности рождает вопрос о смысле жизни. И если бы животные знали, что сдохнут в один прекрасный день, то мы бы регулярно встречали в лесу повесившихся белок или утопившихся зайцев. Но они не знают. Поэтому у них есть счастье, а у нас его нет.

- Вот, нафига ты сейчас всё это несёшь? - раздраженно поморщился Якушин.

- Просто так, что бы ты знал, - Амелин немедленно разулыбался и захлопал ресницами. - Ведь мы же сейчас просто так болтаем. Каждый о своём, да?

Якушин выпрямился.

- Охота касается всех.

- Да? Странно. Тогда почему мы говорим о чем угодно, но только не о том из чего делать самострелы и силки?

На лице Якушина читалось явное желание врезать ему.

- Потому что нужно было понять, как вы к этому относитесь.

- А разве вожаки интересуются вкусовыми предпочтениями своей стаи, а не просто кормят её? - Амелин смотрел со смущенным и одновременно наглым любопытством.

Вывести Якушина у него получилось, но только тот успел сделать шаг, как Петров, уловивший, к чему всё идет, быстро развернулся к Амелину:

- А из чего лучше сделать самострел?

- Понятия не имею,- пожал плечами тот. - Видимо, это должен быть лук. Только стрелы нужно хорошие придумать, так, чтобы сразу наповал убивали, а то стрелять же мы нифига не умеем, перекалечим пол-леса и будем потом повсюду находить истекшую кровью падаль.

И поняв, что Якушин передумал его трогать, Амелин снова расслаблено откинулся на стуле.

- Но, если честно, лично я предпочел бы удочку.

- Удочку? - ядовито переспросил Якушин, точно не расслышал.

- Ну, да. Тоня рассказывала, что тут неподалеку речка есть.

Если бы он знал, как воспримет его слова Якушин, то вероятно подал бы их более изощренным способом, но он, к счастью, не знал.

Однако тот и без этого покраснел или побледнел, или то и другое одновременно, или мне это всего лишь показалось, но точно посмотрел на меня так, словно под его взглядом я должна была немедленно провалиться сквозь землю.

Объяснять, что я рассказывала только про речку, а не про то, что там произошло, было неуместно и бессмысленно.

- Отличная идея! - тут же воспрянул духом Марков. - Я тоже за рыбалку.

- И я, - поддержал Герасимов.

- Замечательно, - сказал Якушин ровным, чересчур спокойным голосом, стараясь ни чем не выдавать раздражения, но по заигравшим на скулах желвакам, всё равно было понятно, что он в бешенстве. - Это хоть какое-то здравое предложение. Но с вас удочки.

- О'кей, - весело отозвался Петров. - Будем считать, что рыбы ничего не чувствуют.

После этого разговора я долго думала об охоте, о рыбалке, об одной любопытной идее, касающейся нашего дальнейшего проживания, неожиданно, пришедшей в голову, и о том, как всё же подло поступила Кристина, не попытавшись даже поговорить с нами, не высказав обиды и не пояснив "за что?".

А затем полночи мысленно спорила с Марковым о том, чем мы отличаемся от животных, думала о смерти, как об обязательном условии существования смысла жизни, о том, что затаенные обиды ничего не стоят, слушала, как мирно сопят Настя и Амелин, прислушивалась к звукам в коридоре, прислушивалась к себе.

Широко раскрыв глаза, смотрела, как бледная луна бросает призрачные тени на стены комнаты и чувствовала, что внутри меня скопилось очень много нового. Чего-то, что я пока даже не знаю, как назвать, потому что ничего похожего прежде не испытывала.

Но всё равно больше всего на свете мне хотелось бы оказаться сейчас дома, с мамой и папой, сидеть просто рядом, смотреть какой-нибудь глупый фильм, и знать, что кроме контрольной по физике беспокоиться больше не о чем.

==========

Глава 30 ==========