Дети Шини

Всхлипнув раз, другой, третий, он начинал молча трястись всем телом, беззвучно рыдая, и Якушин, глядя на него, тоже сразу дико заходился, закрываясь рукавом.

Он всячески пытался отвернуться и не смотреть на побагровевшего от злости Маркова, но как только перехватывал взгляд содрогающегося в истерике Петрова, они оба снова начинали безудержно ржать в голос.

И мы с Амелиным, уже начавшие смеяться над Марковым во время игры, и теперь вспомнившие его «я всё вижу», рыдали вместе со всеми. Это был глупый, почти беспричинный смех, но чем больше Марков злился, тем сильнее мы вчетвером хохотали.

Петров, упав лицом вниз, распластался на столе и бился на нем. Якушин сполз спиной по стене возле раковины и закатывался, закрыв лицо ладонями.

Я непроизвольно уткнулась Амелину в живот и всхлипывала там, каждый раз силясь сказать, что у него сейчас реальный шанс увидеть как я плачу, но из-за каждой следующей волны хохота не в состоянии произнести ни слова.

Один только Герасимов невозмутимо стоял, опершись о холодильник, и хладнокровно соскребал вилкой остатки жира со стенок банки. А Марков, хоть и понимал, что мы смеемся над ним, так завелся со своими расчетами, что в голове у него что-то замкнуло, и он уже не мог остановиться, всё время повторяя «быдло» и «стадо».

А потом примчалась Настя, оглядела всю эту картину и, взвившись точно фурия, истошно закричала, размахивая руками и переходя на визг:

— Какие же вы скоты! Двинутые отморозки. Такие же конченые ублюдки, как и все мужики. Сволочи. Твари и алкоголики.

Её распущенные волосы воинственно развивались, глаза метали тысячевольтные разряды.

За одну минуту мы услышали от неё такое количество ругательств, сколько от Герасимова не слышали за всё время, а Петров, томно и нежно глядя на Настю, сложил губы в трубочку и громко чмокнул, адресуя этот поцелуй ей, и снова все дружно грохнули от смеха, даже Герасимов. Так что остальные гневные слова Сёминой потонули в диком неистовом хохоте.

Тогда она стремительно развернулась и выбежала из кухни, а через пару секунд мы услышали, как хлопнула дверь в гараж.

— Иди, глянь, чего она, — шепнул мне на ухо Амелин, наклонившись так близко, что его щека коснулась моей.

— Да ладно, — я всё ещё утирала слёзы о его свитер, — у Насти всегда так. Скоро успокоится.

— Нет, глупенькая, — он вдруг резко отстранил меня за локти. — Сейчас что-то другое. Идем вместе.

И мы пошли за Настей в гараж, но там её не обнаружили, зато увидели, что дверь в подвал распахнута настежь, и в ту же секунду услышали дикий грохот и звон.

А когда влетели в подвал, Настя с топором в руках, в нервном припадке молотила по крайней стойке с бутылями. Стойка бешено сотрясалась, и бутылки из её отверстий выскальзывали на пол и с шумом разбивались, а те, которые не разбивались, Настя отчаянно добивала топором.

— Настя! — закричала я. — Перестань! Успокойся, пожалуйста. Не нужно.

— Алкоголики. Ненавижу, — яростно прорычала она и больше ничего не говорила, не слышала и не видела.

На шум пришли и остальные.

Но когда Якушин попытался её остановить, Настя стала размахивать топором так, что на полном серьёзе могла кого-нибудь задеть.

И вот тогда уже никому стало не до смеха.

Они все, включая Маркова, начали кричать на неё и обзывать по всякому, ведь вино, действительно, было нашей последней надеждой на спасение, но Настя только плакала и продолжала ожесточенно лупить по бутылкам, которые с тупым звуком лопались и медленно растекались по полу.

Только один Амелин спокойно стоял в стороне и безучастно смотрел на всеобщую панику, точно у нас каждый день происходит нечто подобное.

И меня, уже пребывавшую в иступленном состоянии всеобщего драматического накала, это так дико разозлило, что я тоже в первый раз в жизни разоралась, как ненормальная. Сама не ожидая, что способна на такое.

И Герасимов заорал на меня, чтобы я прекратила орать, потому что у него голова вот-вот лопнет, как бутылка, но Марков стал орать на Герасимова, что я ору справедливо, и всеобщее равнодушие и пофигизм, в которых я обвиняла Амелина, его тоже бесят. И Якушин, в свою очередь, принялся орать, что он прямо сейчас уезжает вызывать полицию, а Петров, чтобы он этого не делал.

Тогда Амелин подошел к Насте и отнял топор.

Она, правда, чуть было реально не шебанула ему по пальцам, потому что у неё действительно тогда ум за разум зашел, но он успел вовремя отдернуть руку, а топор выхватил другой.

Оставшись без своего грозного оружия, Настя беспомощно упала на колени, прямо на осколки, в красную липкую лужу, согнулась до самого пола, так что концы её волос и рукава кардигана тут же пропитались вином и горько-горько разрыдалась.

Все парни были такие взбешенные, что мне даже начало казаться, что в любой момент кто-нибудь может её ударить, поэтому я тоже села в эту воняющую спиртом лужу и крепко обняла, прикрыв от возможных посягательств.

И мы долго так сидели, пока не закончился общий псих, и они не ушли. А потом подняла её, отвела в ванную, запихнула под душ и помогла переодеться, за всё это время мы не сказали друг другу ни слова.