Дети Шини

— Да ладно тебе, — сердито фыркнул Якушин. — Что ты как Марков? Животное — это животное. Это люди запариваются «за что?», «почему?», «справедливо-несправедливо», а у зверей такого нет. Они просто знают, что могут умереть и всё.

— Между прочим, — неожиданно оживился Амелин, и его черные глаза азартно заблестели. — Именно этого они и не знают. Может, и чувствуют что-то, но не осознают. Вот это, кстати, и отличает их от нас. Они живут, чтобы жить, а мы, чтобы умереть. Ведь только осознание своей конечности рождает вопрос о смысле жизни. И если бы животные знали, что сдохнут в один прекрасный день, то мы бы регулярно встречали в лесу повесившихся белок или утопившихся зайцев. Но они не знают. Поэтому у них есть счастье, а у нас его нет.

— Вот, нафига ты сейчас всё это несёшь? — раздраженно поморщился Якушин.

— Просто так, что бы ты знал, — Амелин немедленно разулыбался и захлопал ресницами. — Ведь мы же сейчас просто так болтаем. Каждый о своём, да?

Якушин выпрямился.

— Охота касается всех.

— Да? Странно. Тогда почему мы говорим о чем угодно, но только не о том из чего делать самострелы и силки?

На лице Якушина читалось явное желание врезать ему.

— Потому что нужно было понять, как вы к этому относитесь.

— А разве вожаки интересуются вкусовыми предпочтениями своей стаи, а не просто кормят её? — Амелин смотрел со смущенным и одновременно наглым любопытством.

Вывести Якушина у него получилось, но только тот успел сделать шаг, как Петров, уловивший, к чему всё идет, быстро развернулся к Амелину:

— А из чего лучше сделать самострел?

— Понятия не имею, — пожал плечами тот. — Видимо, это должен быть лук. Только стрелы нужно хорошие придумать, так, чтобы сразу наповал убивали, а то стрелять же мы нифига не умеем, перекалечим пол-леса и будем потом повсюду находить истекшую кровью падаль.

И поняв, что Якушин передумал его трогать, Амелин снова расслаблено откинулся на стуле.

— Но, если честно, лично я предпочел бы удочку.

— Удочку? — ядовито переспросил Якушин, точно не расслышал.

— Ну, да. Тоня рассказывала, что тут неподалеку речка есть.

Если бы он знал, как воспримет его слова Якушин, то вероятно подал бы их более изощренным способом, но он, к счастью, не знал.

Однако тот и без этого покраснел или побледнел, или то и другое одновременно, или мне это всего лишь показалось, но точно посмотрел на меня так, словно под его взглядом я должна была немедленно провалиться сквозь землю.

Объяснять, что я рассказывала только про речку, а не про то, что там произошло, было неуместно и бессмысленно.

— Отличная идея! — тут же воспрянул духом Марков. — Я тоже за рыбалку.

— И я, — поддержал Герасимов.

— Замечательно, — сказал Якушин ровным, чересчур спокойным голосом, стараясь ни чем не выдавать раздражения, но по заигравшим на скулах желвакам, всё равно было понятно, что он в бешенстве. — Это хоть какое-то здравое предложение. Но с вас удочки.

— О» кей, — весело отозвался Петров. — Будем считать, что рыбы ничего не чувствуют.

После этого разговора я долго думала об охоте, о рыбалке, об одной любопытной идее, касающейся нашего дальнейшего проживания, неожиданно, пришедшей в голову, и о том, как всё же подло поступила Кристина, не попытавшись даже поговорить с нами, не высказав обиды и не пояснив «за что?».

А затем полночи мысленно спорила с Марковым о том, чем мы отличаемся от животных, думала о смерти, как об обязательном условии существования смысла жизни, о том, что затаенные обиды ничего не стоят, слушала, как мирно сопят Настя и Амелин, прислушивалась к звукам в коридоре, прислушивалась к себе.

Широко раскрыв глаза, смотрела, как бледная луна бросает призрачные тени на стены комнаты и чувствовала, что внутри меня скопилось очень много нового. Чего-то, что я пока даже не знаю, как назвать, потому что ничего похожего прежде не испытывала.

Но всё равно больше всего на свете мне хотелось бы оказаться сейчас дома, с мамой и папой, сидеть просто рядом, смотреть какой-нибудь глупый фильм, и знать, что кроме контрольной по физике беспокоиться больше не о чем.

========== Глава 30 ==========

Когда я заглянула к Якушину, он, сидя на корточках, разбирал в гараже какие-то инструменты, а увидев меня, лишь повернул голову, равнодушно посмотрел и снова принялся ковыряться в деревянном ящике со странными железяками.

— Знаешь, я тут подумала. Мне пришло в голову… — перешла я сразу к делу, чтобы не создавать лишнего напряжения. — Марков прав. Нужно поехать в ближайшую деревню и продать там что-нибудь.

— Какая свежая мысль! Сто раз уже обсуждали. Чтобы что-то продать, нужно, как минимум, это иметь. В доме не осталось ничего ценного. Кроме библиотечных книг. Впрочем, — он выпрямился, — ради того, чтобы поржать над тем, как ты будешь впаривать их деревенским, я даже готов отвезти тебя туда.

— Зачем ты так? Я ничего ему не говорила.

— Это ты о чем?

— О том, что ты подумал, когда вчера Амелин сказал про речку.

— Шутишь? Я должен был об этом что-то думать? С какой стати мне вообще про это думать? У меня, типа, других проблем нет.