Дети Шини

— Когда я был маленький, у меня в клетке жил попугай. Обычный такой, волнистый, синий попугай. Мне его на шесть лет подарили. И вот, однажды весной или, может, в начале лета, потому что кругом было уже полно зелени, я открыл окошко, вдохнул этот упоительный воздух оживающей природы, увидел на ветвях счастливых воробьёв и решил, что мой попугай очень несчастен, потому что я его держу его насильно взаперти, и он не знает ни радости полёта, ни красоты природы, ни свободы. Поэтому я, ни секунды не сомневаясь в правильности своего поступка, взял клетку, поставил на подоконник и выпустил попугая. Возможно, первые несколько минут он и был счастлив, но уже на следующий же день, соседская кошка принесла его со свернутой шеей.

— Кончай запугивать пацанов. Всё нормально они делают, — отмахнулся Старый, разливая из фляжки по стаканам.

— Я просто пытаюсь донести, — подвел итог своей истории Кузя, — что к свободе нужно быть готовым.

— Главное, не бояться, — Старый призывно обвел нас всех глазами. — Вот, мы в детстве вечно шастали по стройкам, делали бомбы из селитры, жгли шины и кидали в костер шифер, лазили в окна по водосточной трубе, воровали яблоки и даже пили воду из-под крана. Мы рисковали и ничего не боялись, поэтому из нас выросли бойцы. Так что всё правильно, пусть рискуют. И чем выше ставка, тем крепче закалка. Слышишь, тюфяк?

Старый через весь стол воззрился на Валеру.

— Если хочешь чего — добейся!

Но Валера только безразлично пожал плечами:

— Сто раз слышал.

— Видишь, ребята тут живут и не парятся, трудности преодолевают, а ты что?

Но Валера сделал такую гримасу, будто что-то протухло у него под носом.

— А нахрена мне трудности, если можно без них?

— Человек не может развиваться, если не борется с трудностями, — продолжал наседать Старый.

— А зачем?

— Что ты, — вмешался в разговор Макс, — в их жизни полно трудностей: аккумулятор разрядился или вай-фай не ловит.

Но Валера демонстративно перевел взгляд на Настю, показывая, что больше не намерен слушать.

— Это да…, - Кузя задумчиво затянулся сигаретой. — Вы уж, ребят, не обижайтесь, но всё ваше поколение — это какое-то сплошное недоразумение. Живете на всём готовом. Ничего не хотите, потому что зажрались. Существуете, как простейшие одноклеточные амёбы, целиком внутри самих себя.

— А я рад, что у меня детей нет, — сказал Макс. — Ты, Старый, ему и курорты, и учебу, и деньги, и охоту вместо школьных занятий, а он сидит и страдает, что его не прикалывает шататься по лесу и мёрзнуть. Добрый ты и терпеливый, вломил бы раз по первое число, чтобы все эти колечки из него посыпались, тогда может и просветление наступило.

— Я бы воспитал, да Ленка не даёт, — пожаловался Старый. — Прям, как курица над ним кудахчет. Разве, что сопли не вытирает. Говорит, что в нашем совковом детстве ничего не было: ни шмоток, ни жрачки, ни поехать никуда нельзя было, так пусть теперь у него всё это будет. У ребенка, говорит, должно быть полноценное детство. Пускай живет и радуется. И чего? Посмотри на него. Где там радость-то?

Он сердито шлепнул ладонью по столу, резко встал и, подойдя к магнитофону, прибавил звук.

— А ну, пацаны, давайте, научите нас какие там у вас сейчас модные танцы.

Но, не дожидаясь нашей реакции, тут же сам подхватился, выскочил в центр зала и начал отплясывать с сигаретой в зубах. К нему присоединился Кузя. Они выпили уже достаточно много и пребывали в стадии активного веселья.

Гнусавая певичка то и дело звонко вскрикивала «сause you are young», и они, по всей вероятности, в этот момент именно такими себя и чувствовали.

— Идите, идите, — настойчиво велел нам Макс, тоном, не терпящим возражений. — Вон, старые дядьки, а как зажигают.

— Я не могу, у меня нога больная, — нашел отмазку Марков.

Было видно, что Петрову идти не хотелось, но упасть в грязь лицом он хотел ещё меньше. Позвал Настю, и та охотно согласилась, потому что сидеть под прицельным взглядом Валеры было ещё хуже.

Мы же с Амелиным, не сговариваясь, схватились под столом за руки.

— Вы тоже больные? — Макс изучающе разглядывал нас, неторопливо пережевывая маслины.

— Нет, у нас всё хорошо, — Амелин моментально засиял лучезарной улыбкой, точно внутри него зажгли лампочку. — А, правду говорят, что когда зайцев убивают, они плачут как дети?

Я насторожилась, а Макс удивленно вскинул брови и криво усмехнулся.

— Не скажу, а то спать плохо будете.

— Просто я не верю. В интернете любят выдумывать то, чего нет. С какой стати зайцам плакать? Они же зайцы.

— Косули ещё хуже рыдают, а их детеныши издают натуральный крик ужаса, очень похожий на человеческий. И что теперь? — Макс с вызовом навалился локтями на стол и подался вперед.

— Ничего, — Амелин скромно потупился. — И много вы зверей убили?

— Немало, — бирюзовые глаза смотрели холодно и недобро.

— Что же вы с ними со всеми делаете? Всех съедаете, а головы на стену вешаете?

— Вот ещё, — Макс брезгливо скривился. — Всякую дрянь домой тащить. Лесник забирает и рад.

— Тогда зачем вам охотиться? — Амелин явно лез на рожон, хотя Макс это ещё не до конца понял.