— А можно нам навестить Терезу?
— Потом, Мэтти. Скоро. А сейчас мы пойдем домой. Брент!
Образуя клин в миниатюре — мать впереди, я и брат с флангов, — мы двинулись вверх по холму и дальше в сторону дома. От солнца снег на крышах мокро посверкивал. Где-то на дороге к Сидровому озеру мать стала напевать себе под нос ту медленную песню Элтона Джона, которую она так любила, и я вспомнил о Терезиной матери. Брент набрал снега, слепил крепкий снежок и, посмотрев на меня, запустил его в снеговика во дворике миссис Маклин.
Свернув на нашу улицу, мы увидели грязный серый «понтиак», припаркованный на подъездной аллее.
Мать перестала петь.
— Это еще что такое? — сказала она.
Дверца со стороны водителя была приоткрыта и из нее вился сигаретный дымок. Широкоплечий мужчина в коричневой кожаной куртке и черных лыжных ботинках с расстегнутыми пряжками ступил на снег. Без формы и без шляпы сержант Росс казался совсем другим человеком.
— Не возражаете, если я поговорю с мальчиком? — спросил он, как только мы приблизились.
Я подошел поближе к матери. Мне хотелось быть с ней рядом, даже если она была далека от того, чтобы меня простить.
— Я не хочу, — прошептал я.
— Боюсь, тут не тебе решать, — сказала она, правда без строгости в голосе.
Когда сержант Росс поднес к губам сигарету, рука у него задрожала, и мать спросила:
— Как вы?
Он бросил окурок на землю, раздавил его и погладил руками штаны, словно стирая пятно.
— Честно говоря, не знаю. А вы?
— Тереза жива, — сказала мать.
— Чудеса, да и только, — ответил сержант и посмотрел на меня, но я ничего не мог понять по выражению его лица. — Правда, Мэтти?
Он подозвал меня жестом руки. Я колебался, глядя, как мать с Брентом входят в дом, но потом все-таки пошел с ним. Мы молча шагали по улице, пока он не остановился между двух берез, торчащих из снега, как мачты севших на мель парусных шлюпок. Долгое время он ничего не говорил.
— Она назвала его имя, — не выдержал я.
— Знаю.
— В смысле? Наверное, это его имя.
— Чертовски везучая девчонка.
— Да уж, — пробормотал я, так как всплывший в воображении образ люстры-паука в комнате без окон снова заставил меня содрогнуться. — Я бы ни за что не вспомнил.
Сержант Росс встрепенулся, и я почувствовал на себе его пристальный взгляд.
— О чем не вспомнил? — Он подступил ближе и навис надо мной как скала.
Та же комната, тот же свет. Теперь Тереза сидит на стуле, но она к нему не привязана, Снеговик ходит вокруг нее кругами, словно вращаясь вокруг самого нового и самого странного солнца в его кошмарной галактике. Наконец он в нетерпении спрашивает: «Где?»
«В субботу, пожалуйста. На Сидровом озере», — отвечает она.
— О Дне очистки озера, — сказал я. — Тереза, как и все мы, приходит туда каждый год.
У сержанта отвисла челюсть и провисела так несколько секунд, прежде чем к нему вернулся дар речи.
— Ты хочешь сказать, она обдурила Снеговика?
Снеговик, вытянув руки по швам, бесшумно скользит за спиной Терезы по пятнам на полу, словно костюм на движущейся вешалке в химчистке. Тереза сидит, глядя прямо перед собой.
— Я хочу сказать, она надоумила его оставить ее на озере, потому что знала, что это за день.
— Едрить твою в бога душу мать!
Меня уже тоже вовсю трясло. Проговорить это было еще ужаснее, чем подумать, потому что теперь и правда казалось, что все так и было. Возможно.
— Она что, такая хитрая?
— Да.
— В таком случае нельзя исключать, что она вообще не видела никакого Снеговика. Инсценировала все от начала до конца.
— Не считая того, что она не дышала, — вырвалось у меня. Я вдруг его возненавидел. Его, Снеговика, доктора, миссис Джапп, мистера Фокса, своих родителей — всех взрослых, которых я знал. — Это вам не «Битва умов»! — выпалил я, сам не зная зачем, лишь бы вырваться из этого идиотского тупика.
Резко развернувшись, я бросился к дому. Сержант чертыхнулся и пошлепал за мной. Догнав, он схватил меня сзади и прижал к себе. В лицо мне пахнуло лакрицей и табаком.
— Ужасно, наверное, быть полицейским, — сказал я, обливаясь слезами.
Он кивнул:
— Иногда. Но иногда ты действительно помогаешь людям.
— Не в этот раз.
Сержант дрожащей рукой провел по глазам. Его слова звучали весомо, проникновенно.
— Да, не в этот. — Он подошел к машине, залез рукой в открытое окно и достал Терезин си-.ний блокнот. — Это какая-то тарабарщина, Мэтти, — сказал он, отдавая его мне. — Разумеется, мы оставили себе копию, но…
Передняя обложка наполовину слетела с колец. Я разгладил ее и поправил кольца. Что-то сильно давило мне на барабанные перепонки, как будто я находился под водой в глубокой части бассейна.