Домой Петр вернулся объевшимся и вконец измотанным, но все-таки нашел силы открыть «Невидимую брань», полистал и в главе 26 нашел нужное:
«Даны же нам воображение и память для того, чтобы мы пользовались их услугами, когда… мы не имеем пред собою тех чувственных предметов, которые прошли чрез наши чувства и опечатлелись в …воображении и памяти».
«каждый человек… походит на живописца, рисующего какой-нибудь образ в сокровенном месте, … когда по смерти предстанет на суд Божий, имеет быть похвален и ублажен Богом…, если украсил ум свой и свое воображение светлыми, божественными и духовными образами и представлениями, и, напротив, имеет быть посрамлен и осужден, если наполнил свое воображение картинами страстными, срамными и низкими». И святой Григорий Солунский удивление выражает тому, как от воздействия вещей чувственных в душе чрез воображение водворяется или умный свет…, или мысленный мрак, ведущий в адскую тьму».
Вот так, уважаемый Юрий Васильевич, он же Юра, он же Жора, и образы и воображение – все на пользу, если только во славу Божию. Тут с Петра и вовсе слетело отягощение. Подошел он к своему книжному складу и одну за другой стал открывать книжки, разыскивая среди подчеркнутых мест то, что касалось больной темы. Вот!
«Житие Оптинского старца Нектария». Стр.41.
«Заниматься искусством можно, как всяким делом, как столярничать или коров пасти, но все это надо делать как бы пред взором Божиим.
Вот, есть большое искусство и малое. Малое бывает так: есть звуки и светы. Художник – это человек, могущий воспринимать эти, другим не видимые и не слышимые звуки и светы. Он берет их и кладет на холст, бумагу. Получаются краски, ноты, слова. Звуки и светы как бы убиваются. От света остается цвет. Книга, картина – это гробница света и звука. Приходит читатель или зритель, и если сумеет творчески взглянуть, прочесть, то происходит «воскрешение смысла». И тогда круг искусства завершается, перед душой зрителя и читателя вспыхивает свет, его слуху делается доступен звук. Поэтому художнику или поэту нечем гордиться. Он делает только свою часть работы. Напрасно он мнит себя творцом своих произведений – один есть Творец, а люди только и делают, что убивают слова и образы Творца, а затем, от него же полученной силой духа, оживляют их.
Но есть и большое искусство – слово убивающее и воскрешающее, псалмы Давида, например, но пути к этому искусству лежат через личный подвиг человека – это путь жертвы, и один из многих тысяч доходит до цели».
«Так что, строгий наш отец архимандрит, – шептал он, шагая по комнате, – видимо, в ваших советах не все нужно принимать так уж сразу. Как вы сами не раз говаривали, нынешняя церковь состоит почти полностью из неофитов, поэтому и доверять безоглядно никому нельзя. Кстати, почему только из неофитов? Есть еще опытные священники, есть! Например, в нашем храме отец Владимир. Вот к кому нужно прорваться. Вот где и опыт, и трезвость, и ум Христов».