Поздним вечером в тихой комнате, где уединился Петр, раздался телефонный звонок. Его пригласили на крестный ход в память священника Алексия Мечёва.
Утром он пришел к Новоспасскому монастырю и увидел огромную толпу. Такого многолюдья он не ожидал. Конечно, москвичи старца любили и почитали, книги о нем раскупались с небывалой скоростью. «Кстати, о книге, – шлепнул Петр себя по лбу, – надо бы купить. Уж, наверное, к этому крестному ходу запасли». В книжной лавке ему ответили с улыбкой: что вы, миленький, все до единой книжечки раскупили.
Наконец, вынесли раку с мощами Маросейского батюшки. И поплыла людская река по широкой свободной улице. С горки было видно, что вся улица Большие Каменщики до самой Таганки заполнена идущими. Одни священники в золотистом облачении растянулись на полкилометра, а за ними – тысячи с иконками, увесистыми образами на ремнях, хоругвями. Людская река текла, пела величания, тропари, молитвы, а по ее берегам – милицейские цепи, замершие автомобили, удивленные прохожие.
Старик с авоськой, опираясь на палочку трясущейся рукой, осенял идущих крестным знамением и плакал. Замерла с открытыми ртами компания перед магазином с пивными бутылками в руках. Молодые девчонки в кожанках с заклепками спрыгнули с тротуара и вошли в людскую реку, увлеченно разглядывая вблизи идущих и поющих. Храмы, подворья монастырей приветствовали крестный ход праздничным колокольным звоном. Через Яузу, по Солянке, мимо Славянской площади дошли до Маросейки. Здесь, в храме Николая Чудотворца в Кленниках, где служил народный любимец, отныне будут его мощи в золоченой раке.
В церковной лавке Петр приобрел солидную книгу с житием Маросейского батюшки, спустился по эскалатору в подземку, а книга так и просилась в руки. В метро он устроился в конце вагона, ладонью сжал поручень, открыл наугад книгу «Пастырь добрый (Жизнь и труды московского старца протоиерея Алексея Мечёва)» и прочел: