Дети света

Старик с авоськой, опираясь на палочку трясущейся рукой, осенял идущих крестным знамением и плакал. Замерла с открытыми ртами компания перед магазином с пивными бутылками в руках. Молодые девчонки в кожанках с заклепками спрыгнули с тротуара и вошли в людскую реку, увлеченно разглядывая вблизи идущих и поющих. Храмы, подворья монастырей приветство­вали крестный ход праздничным колокольным звоном. Через Яузу, по Солянке, мимо Сла­вян­ской площади дошли до Маросейки. Здесь, в храме Николая Чудотворца в Кленниках, где служил народный любимец, отныне будут его мощи в золоченой раке.

В церковной лавке Петр приобрел солидную книгу с житием Маросейского батюшки, спустился по эскалатору в подземку, а книга так и просилась в руки. В метро он устроился в конце вагона, ладонью сжал поручень, открыл наугад книгу «Пастырь добрый (Жизнь и труды московского старца протоиерея Алексея Мечёва)» и прочел:

                                          Послесловие (Десять мин)

С Батюшкой я никогда не говорил о моей профессии писателя. Я уже начинал сознавать, что мое дело 3/4 недоброе дело, и трудно мне, служа ему, очистить сердце свое от страстей. И вот как-то на исповеди, говоря Батюшке о том, как трудна для меня эта борьба, я сказал:

3/4 Батюшка, мне особенно трудно, ведь я писатель.

3/4 Знаю, знаю, 3/4 заговорил Батюшка очень быстро, и все больше разгорячаясь. Он даже не на меня смотрел, а точно говорил кругом стоящим:

3/4 Какое дарование! 3/4 Он покачал головой. 3/4 Какое дарование! И как расцветет и облагоухает многих.

3/4 Батюшка, 3/4 сказал я с недоумением, но ведь это путь греха. Писатель идет туда, куда влекут его демоны.

Батюшка точно не слышал моих слов. Он на них ничего не ответил. Он сидел молча, а потом сказал тихо и очень просто:

3/4 А ты бы попробовал написать что-нибудь назидательное, что-нибудь на пользу для людей, близких тебе по духу.

                                                                 Александр Добровольский

 

«Вот это да! — прошептал Петр, — Отблагодарил ты меня, Маросейский батюшка, за участие в твоем почитании. Утешил, так утешил. Благодарю тебя, святый отче».

А вечером Борис по телефону устроил ему выволочку:

3/4 Тебе не стыдно, Петр Андреич, людей покоя лишать, а?

3/4 Это смотря какого покоя, 3/4 ответил он, готовый к обороне.

3/4 Ты же знаешь, у меня отбой в десять, а подъем в пять утра. Я тебе докладывал?

3/4 Угу.

3/4 А говорил я тебе, что с шести утра ко мне трудовой народ течет полноводной рекой?..

3/4 Ну да, трудовой… и именно, полноводной, да…

3/4 Тогда по какому праву, молодой человек, вы не удосужились информировать занятого человека, что при чтении вашей рукописи сон как рукой снимает?

3/4 А что, действительно снимает?

3/4 Мальчишка! Лейтенантишко! Да я, как институтка Мопассана, до утра читал твою писанину. Так пока не дошел до последней точки… Ты это брось, Андреич! Людей предупреждать надо, что их бессонная ночь ожидает, понял? Нам работать нужно, между прочим.

3/4 Так точно-с! Исправлюсь, господин капитан!

3/4 Исполняй, лейтенант. Ты это… Гм, того… Ничего свеженького не накрапал?   Диалог №1

Родион уехал. Сдал дела Борису, передал свои полномочия по Братству и скрылся в неизвестном направлении. Борис позвонил Петру и спросил:

— Не знаешь, почему он ушел?

— Ты тоже уходил. Наверное, ему надоели деньги и власть. Насколько я знаю Родиона, он никогда к этому не тянулся. Помог тебе во время отсутствия, Братство на ноги поставил. Насколько я знаю, весь свой заработок туда отдавал. Что еще вам от него нужно?

— Все-таки непонятно. Да и тревожно за него. Даже по сотовому не отвечает.

— Не волнуйся. Такие парни не пропадут. Он Божий человек, над ним покров.

Во время этого разговора Родион сидел в своей каморке и говорил со старинным другом.

— Здравствуй, брат, — сквозь шорох помех прозвучал знакомый голос.

— Это ты?.. — спросил рассеянно Родион, вытирая руки ветошью.

— Нет. Мой брат Вася, с которым нас постоянно путают.

— Ну здравствуй ты… с твоим братом Василием.

— Рискуешь, однако. Вот так однажды позвонишь, и скажут, что, мол, нет такого, вынесли уже.

— Да, риск немалый. Ты прав. Но уж такая у нас судьба: без риска ни шагу. Однако прости. Впредь буду внимательней.

— То-то же. А то привык там у себя… Ну, ты как?

— Вот малюю кое-что. А ты как?

— А я с прелестью боролся.

— Это как?

— Опускался на дно. Ресторан посетил. Со всем нашим отвращением, конечно.

— А мне недавно сообщили, что у одного провинциального священника бывают голодные обмороки. Ему нечем за электричество платить.

— Какой поп — такой приход. Какой приход — такой доход.

— Нет там никакого прихода. Две бабки, да и те нищие. Пенсии года три не видели.

— Пусть молится лучше. Тогда и деньги Бог даст.

— А может быть, это нам с тобой Господь дает возможность? Скажем, вместо ресторана помочь священнику. Если бы, вместо оплаты счета, деньги ему отдать, наверное, на год хватило бы, а?

— Помнишь, что фашисты писали перед входом в концлагерь: «Каждому своё».

— Это точно. Кому ресторан, кому Царство Небесное.