Дети света

Спешил, как мог, собирая вещи, запихивая их в сумку. Они не слушались хозяйской руки, комкались, вываливались наружу, словно издеваясь над ним. Несколько раз усталость и раздражение выталкивали его из номера на балкон, в глубокое кресло, которое успело стать любимым. Сидел, смотрел на покойное синее небо в пухе облаков, текучую воду узкой реки, слушал птичью трескотню, успокаивался…

Наконец, ему удалось освободиться от цепкого захвата тишины. Оборвал цепи, приковавшие к этому месту краткого отдыха. И выскочил из корпуса. Бросил прощальный взор на колонны, башенки и стеклянные стены зимнего сада. Проходя березовую аллею, последний раз вдохнул душистые пары, висящие влажными клубами. Помахал рукой сонным охранникам на проходной. Осталось преодолеть пригорок с редким сосняком и полоску клеверного поля. Взобравшись на вершину холма, он увидел то, от чего сердце сжалось и заныло: желтый угловатый автобус отъехал от остановки и сворачивал на шоссе. Опоздал.

Ну что ж, торопиться теперь не стоит. Он перевел дух и по узенькой тропинке, по мягкому клеверному ковру добрел до остановки. Оказывается, не он один опоздал. Здесь под бетонным козырьком на скамейке сидел коренастый мужчина с сумками. На его вспотевшем загорелом лице таяла досада.

— Когда следующий? — спросил Иннокентий.

— Теперь через час, — со вздохом ответил тот.

Вернуться в дом отдыха нельзя. Горничная, принявшая номер, сразу приступила к уборке. Придется ждать здесь. Иннокентий снял очки и тщательно протер платком. С холма шариком скатилась полная женщина и тоже присоединилась к опоздавшим. Затем трусцой прибежали мама с девушкой. Энергично подошел веселый мужчина в мятом летнем костюме, лихо размахивая хрустящим полупустым пакетом.

Они смотрели на часы, вздыхали, ерзали на жестких брусьях скамейки, ворчали и скребли затылки. Наконец веселый подытожил:

— Итак, братья славяне, имеем вынужденный простой. Тогда, может, скинемся? Я сбегаю. Здесь рядом.

— Кто про что, а вшивый про баню, — отозвалась женщина-шарик.

— Время отдыха нужно проводить с максимальной пользой, — поднял палец веселый. Потом повернулся к Иннокентию и выпалил:

— Мужчина, на троих будешь?

— О чем вы, собственно?

— По стаканчику винца, чтоб напряжение снять. По-вашему, релаксация.

— В принципе, я не против, если кто третьим, конечно, согласится.

— Я по воскресеньям не пью, — отозвался загорелый, — завтра на работу.

— Всем на работу. Как сказано, не думай о завтрашнем дне, он сам себя кормит. Сегодня нужно жить полной грудью.

— И это, по-вашему, называется жить? — встрепенулся загорелый. — Вы такой житухой всю Россию пропили. А что не пропили, то продали.

— Не надо нам инкриминировать инсинуации, мужчина! — неожиданно мягко ответил веселый философ. — Вас послушать, так только трезвенники и работают. А у нас, может, душа тонкая — она, может, родимая, от скорби горит и жидкого хочет. — Он оглядел коллектив опоздавших. — Вот, скажем, вы, мама девушки, и вы, дочка мамина, скажите своему народу, что еще делать, если глаз видит царящее в мире зло, а душа от этого страждет?

— Ну не напиваться же в конце концов, — мягко ответила мать. — Есть же какие-то другие достойные вещи!

— А может, лучше мир цветами украсить? — робко подала голос девушка, зарывшись лицом в букет пионов. — Я читала, что красота спасет мир.

— Ах, милые наши девчушки, — всплеснул руками веселый. — Все вы изволите в миражах витать, да мерцать. Покойника тоже цветами украшают, только он живым не становится. Где смысл?

— Мы без вашего смысла жизнь прожили, и ничего, — крутанула облупленным носом круглая женщина.

— Так только глупые дуры могут говорить, — возмутился загорелый. — Для нас смысл в работе! Мы строили великое будущее!..

— …А настроили бараки да казармы, — завершил фразу Иннокентий.

— Да если бы нам зарплату не задерживали по полгода, мы бы столько еще сделали!

— Как же, дождешься от этих казнокрадов зарплаты! Они ее в своих банках крутят, кровососы.

— А жилье где, я вас спрашиваю? Я пятнадцать лет на квартиру стою, и мне ее как своих ушей не видать.

— А криминал! Не страна, а какая-то преступная группировка.

— Спокойно, господа славяне, так у нас дела не пойдут, — решительно поднял руку веселый. — Сейчас могут начаться нежелательные диспуты. Я же по врожденному миролюбию души убедительно попрошу раскошелиться на средства мирного решения вопросов. Ну, что с нами, совками, поделать, если мы только в состоянии расширения сосудов становимся добрыми и великодушными.

По рукам пошла хрустящая полиэтиленовая сума. Каждый что-нибудь да бросил в ее распахнутое нутро. Веселый схватил ее и побежал в ближайший магазинчик под названием «Что душе угодно». Вернулся он так быстро, что даже его поведение обсудить не успели. Только молча с мыслями собрались, — а он тут как тут. Кроме туго набитого пакета в его руках появился ящик, который он приспособил под стол заседаний.

— Скажу по-простому, — поднял пластмассовый стаканчик тостующий. — давайте несколько выпьем — это так сближает!..