Нельзя болеть, начался отборочный тур, на кону не только судьба всей пятерки, но и ее будущая карьера. После стажировки у Альберта Фреймуса в скандинавский ковен ее примут без вступительного взноса. А в перспективе и работа в «Троллькарл индастриз» – самом преуспевающем концерне в Швеции, который принадлежал господину Сведенборгу, главе скандинавского ковена.
Надо взять себя в руки. Эмилия глубоко вздохнула, крутанула кран, включила воду. Умылась. Подняла глаза и попятилась. По подбородку стекала алая струйка – тягучая, глянцевитая, искрящаяся. Будто и не кровь вовсе, а густой лак. Алое на белом, это было даже красиво.
Эмилия зажала рот рукой, бросилась прочь.
Дженни втянула воздух, шагнула к раковине. Розовая, все больше светлеющая вода уходила воронкой в раковину, и, как ни силилась, Дженни, ничего не могла различить в ее составе, кроме следа крови.
«Найду алкагест – и бежать, – решила она. – Плохо тут…»
Дверь хлопнула.
Дженни обернулась и прыжком отлетела к стене. «Не туалет, а проходной двор!»
Держа за плечо белую, как снег за окном, Эмилию, Альберт Фреймус подошел к раковине.
– Кто-нибудь это видел?
Эмилия помотала головой.
– Хорошо, – одобрил колдун. – И не надо, чтобы видели. И слышали. Понимаете, мисс Альмквист?
Девушка закивала.
– Вот что мы сделаем…
– Что с мной? – жалобно спросила Эмилия. – Это опасно?
Альберт посмотрел на нее, словно впервые увидел. Во взгляде его проступило что-то необычное. Он склонился к ней и погладил по волосам.
– Не бойся, – мягко сказал глава ковена. – Понимаю. Тебе страшно, происходит что-то непонятное. Мне тоже бывает страшно. Мы меняемся, это всегда нелегко.
– Но эта кровь…
– Ты справишься, ты сильная, ты самая лучшая, Эмилия, – голос Фреймуса стал бархатистым, раскатистым, глубоким, он проникал внутрь тела, оседал в сердце, тек как масло, утихомиривал волнующиеся воды души. Эмилия глубоко задышала, глаза ее заблестели.
– Скажу честно – у тебя один из лучших результатов, – ласково продолжал Фреймус. – Если будешь продолжать в том же темпе, у тебя очень хорошие шансы пройти первый тур. А теперь иди к своей пятерке и будь сильной. Они нуждаются в тебе.
– Правда? – вскинулась девушка.
– Конечно, – улыбнулся глава ковена.
Он проводил ее до выхода и закрыл дверь. Достал диктофон:
– Эмилия Альмквист, нестандартная реакция на первую фазу трансмутации. Пересмотреть рацион, возможна передозировка.
Колдун обернулся. Ему показалось или за спиной кто-то прошел?
Глава двадцать вторая
Арвет отвязался от настырного старикашки, только когда всучил ему три сотенные бумажки из бумажника Германики. Месье Перье немедленно сделался сама любезность и выказал желание вызвать слесаря и приступить к починке дверей сразу же, когда его, Арвета, компаньоны соизволят проснуться.
Арвет не возражал. У него было дурное предчувствие, что это случится нескоро. Таясь от пронырливого хозяина, он разыскал походную аптечку Эвелины, весьма обширную, и вколол Роджеру – решил на нем тренироваться, он крепкий мужчина – два кубика адреналина. Однако дрессировщик даже не дернулся, хотя нормальный человек уже гонялся бы за Арветом по всей гостинице.
«Дрянь дело», – заключил юноша и отправился на улицу. Зачем он взял с собой рюкзак с мечом и бубен, он и сам не знал. Наверное, потому, что ни перо стимфалид, ни Зарница его никогда не подводили.
Черный дуб встретил его, раскинув узловатые ветви, вечнозеленый кустарник вдоль стен раздражал глаз, подстриженный как по линейке. Ансельм Перье был педант. Лямка чехла резала плечо, бубен бил по боку, точно Зарница тыкался мордой, – что мол, хозяин, делаем, куда идем?
Знать не знаю, мой добрый олень, отвечал Арвет, куда глаза глядят из этой проклятой деревни. А как же твои товарищи, хозяин?
Они спят – не разбудить, пауки заплетают их сны паутиной, невидимые паучки, летящие по ветру, невидимые
Но и бежать нельзя, хоть и открыты дороги на все четыре стороны, нельзя бросать своих в беде, нельзя никого в беде оставлять.
Арвет шел по улицам и кусал губы – к кому бы он ни обратился, каждый житель был как Ансельм. Отвечал, разумно разговаривал, шутил, спрашивал – недолго ли к нам, молодой человек, да что вы в нашей глуши забыли – любой бы ничего не заподозрил. Даже человек Магуса не почуял подвоха, как не почуял его Жозеф. Но после сегодняшней ночи Арвет знал, куда смотреть. А может, в нем что-то сдвинулось?
Слишком ровное, безмятежное
«Они как нарисованные внутри, – понял Арвет. – Поддельные люди, выеденные манекены с фальшивым огнем жизни».