Итак, час пробил. Отбарабанив этюд в две строчки и сделав всего восемь ошибок, я сорвал жидкие аплодисменты. Исправил ситуацию и разогрел публику Гришка, виртуозно без нот исполнив очень к месту «Реквием» Моцарта – видимо, намекая на дальнейшие драматические события.
Зрители рукоплескали, Лара Львовна принимала поздравления и краснела, тетя Мирра промокала глаза носовым платком. К моему разочарованию, Розочка поглядывала на Гришу с неподдельным интересом. Я надеялся спасти положение сольным номером.
– Народная литовская песня про Неман, – объявил Гришка, сел за пианино спиной к зрителям и заговорщически мне подмигнул.
Я приосанился и вступил, даже не опоздав ни на такт:
Тишина в комнате была гробовая.
Гришина спина тряслась – наверное, от волнения. Он заиграл еще быстрее.
Не почувствовав поддержки зала, я неуверенно продолжил:
Про то, как «нас ра… нас ра… нас радует весна», мне спеть не удалось. С грохотом отодвинув стул, Розочкин папа схватил раскрасневшуюся Розочку и ее побелевшую маму и вылетел из комнаты. Гришка упал грудью на клавиши – должно быть, разрыдался от обиды за несостоявшиеся овации. Я в недоумении смотрел на замершую публику. И тут раздался гомерический хохот, да такой, что ангелы попадали с насиженных мест. Деда Миша, дядя Моня, Сеня и папа хохотали так, что слезы ручьем лились по их гладко выбритым по случаю концерта щекам. Глядя на них, не выдержали ни мама, ни бабушка Геня, ни тетя Мирра.
Бедная Лара Львовна крепилась до последнего, но сломалась и она. Уронив ридикюль, она просто корчилась от спасительного смеха.
Потом, когда Гришка уже крепко получил по шее от отца, мы пили чай с булочками с корицей и решали мою судьбу. Было понятно, что с музыкой отношения не сложились, как, впрочем, и с соседями, которые вскоре получили квартиру в новостройке и уехали не попрощавшись. «Красный Октябрь» продали и купили теннисную ракетку, коньки, велосипед, лыжи и боксерские перчатки, но это уже совсем другая история.
Глава десятая
Спасительные кальсоны,
или Лишь бы перископ стоял!
Толковый словарь
от автора, без которого чтение этой главы может показаться затруднительным.К сожалению, после бесславного окончания музыкальной карьеры занятия спортом пришлось на некоторое время отложить. Уж больно много я болел в ту зиму. Памятуя, как по коварному замыслу Чайковского «Болезнь куклы» композиционно перешла в ее похороны, семья запаниковала.
Бабушка и мама с уважительным трепетом научились произносить «гайморит», «отит», «тонзиллит». Папа небрежно вставлял «простатит», чем вызывал сочувствие мужского и негодование женского населения. Интересно, что деда Миша тоже примкнул к квохчущей половине, хотя в свое время Сеню не отправили бы в школу только в случае долгосрочной интубации, температура уважительной причиной не считалась, тем более что в девяносто девяти случаях из ста он ее просто набивал, прикладывая градусник к лампе. Делал он это, видимо, крайне неумело – стабильные сорок два изо дня в день никого особенно не впечатляли, кроме слабонервной школьной медсестры, уволившейся после того, как Сеня явился в медпункт с жалобами на сыпь, которая оказалась мастерски наложенной акварельной краской. Симулянт и хулиган он был еще тот! Дедушкин солдатский ремень служил панацеей от всех болезней.
Что касается меня, то тут легендарный танкист сдался без боя. Помню, что, очнувшись на минуту от липкого скарлатинного бреда, я увидел его плачущим у моей кровати. Консультации с Ригой проводились ежедневно. Дедушка Осип поднял все связи. Когда он ночью разбудил своего старого друга и главного врача Военно-медицинской академии из-за моего очередного насморка, друзья стали аккуратно намекать, не пора ли ему задуматься о выходе на пенсию по состоянию здоровья или, по крайней мере, съездить в Кисловодск подлечить нервы.