Дамы стыдливо отвернулись при виде его нежно-голубых кальсон.
– Скидовай усё, тебе говорят! – настаивал представитель местного ОСВОДа, выливая на грязную ладонь вонючую сивуху.
Плюнув на приличия и белоснежно сверкнув задом, папа скинул исподнее и стал сдирать с меня насквозь мокрую одежду.
Растерев сына самогоном, облачив в спасительные кальсоны и подвязав их под горлом шнурком от ботинок, папа рванул рысью домой.
Народ в ужасе шарахался в стороны, старушки крестились. Еще бы! Бежит мужчина в полупальто, из-под которого торчат голые волосатые ноги, а на его руках ребенок рвет на груди кальсоны с воплями:
– На абордаж! Поднять «Веселый Роджер»!
Все-таки не портовый Марсель или Гавр, а как бы культурный Ленинград. Так и долетели до Воинова. В парадной папа слегка тормознул, понимая, что перископ ему сейчас напрочь открутят, но врагу не сдается наш гордый «Варяг», погибать – так с музыкой, и он нажал на звонок.
Дверь открыла мама, обеспокоенная нашим отсутствием, за ее спиной маячил деда Миша.
Такой встречи в порту я меньше всего ожидал: никто не гордился моими боевыми победами, мама кричала и плакала, но самыми выразительными были дедушкины руки. Они сначала задержались на правом бедре, пытаясь по привычке выхватить из несуществующей кобуры наган, метнулись во внутренний карман пиджака в безнадежной попытке достать валидол, а потом, как в замедленной съемке, потянулись к папиному горлу. Тот, отступив, запутался в брошенных на пол брюках, скатился с лестницы и, хлопнув парадной дверью, нырнул под арку в глубину ленинградского колодца, с единственным желанием в нем утопиться. Дома начался хапарай – кипятилась вода, заваривались все возможные чаи, включая припрятанную мамой отрави-траву.
Обессиленный дед не возражал, только шептал белыми губами:
– Убийца, фашист…
Бабушки, к счастью, дома не было. Я вырывался из простыней и полотенец, продолжая сражаться с пиратами и акулами Лебяжьей канавки. Мама прошептала:
– Папа, он бредит. Это менингит. Надо срочно в больницу.
О том, что можно позвонить в скорую, они даже не подумали. К счастью, сосед Коля, водитель такси, оказался дома. Дедушка рванул к нему.
– Давай, сынок, он умирает! – И заплакал…
Галя-соседка уронила тарелку с борщом. В мгновение ока мы были внизу. Коля гнал машину, не обращая внимания на светофоры, к гостинице «Октябрьская», за которой притаилась детская больница имени Раухфуса. Правда, он с некоторым сомнением поглядывал в зеркало на мою агонию – слишком румяным и оживленным выглядел умирающий. Тем не менее, тормознув у больницы через десять минут, он стал помогать маме меня разгружать, а дед бросился в приемный покой поднимать всех по тревоге.
Нянечка в ужасе подскочила, когда он обрушился на нее с воплями:
– Скорее, вам привезли ребенка с… – Мудреный менингит не задержался в дедовой памяти, и его не менее воспаленный мозг выдал родной и близкий диагноз: – Простатитом!
Умудренная опытом няня, конечно, удивилась столь редкому для детей заболеванию, но спорить не стала и голосом, достойным любого мегафона, за который и посадили в приемном покое, объявила:
– Доктор Гаиров, возьмите мужчину с внуком и простатитом!
Надо мной уже хлопотали проворные медсестры, оттирая рыдающую маму, когда в приемную спустился дежурный врач. Он вошел, такой большой и спокойный, что сразу как-то стало тихо.
В коридоре нянечка лечила дедушкин простатит нетрадиционным, но очень действенным методом – медицинским спиртом.
Под окнами подпрыгивал доставленный Колей из мужской солидарности папа, найденный у Сени, отогретый, облаченный в Сенины брюки и тоже слегка пришедший в себя после стакана крепленого.
Доктор Гаиров посмотрел на меня:
– Ну давай, орел, рассказывай.
Торопясь и захлебываясь словами, боясь не успеть и пропустить что-то очень важное, я рассказал Гасыру Алиевичу о приключениях этого дня.
Тот внимательно выслушал, затем еще внимательней осмотрел меня. Потом подозвал медсестру, которая стояла наготове с дежурным коктейлем для менингококковой инфекции – преднизолон, пенициллин и адреналин.
– Танечка, голубушка, принеси-ка нам валерьянки.
Мама с недоумением, но уже в меньшей истерике смотрела на него.
– Пятьдесят капель. Спасибо.
Мама жалобно вякнула:
– Доктор, я ведь тоже врач, не много ли будет?
– В самый раз, через три часа повторить. – И протянул обескураженной маме мензурку.
Почему-то все заулыбались, заговорили и стали звенеть инструментами.
Доктор Гаиров взял маму за руку.
– Вера Михайловна, милая, у вас совершенно здоровый мальчик. Ему надо больше гулять, бегать, заниматься спортом. Ну отдайте его на плавание, наконец, но не придумывайте лишнего и не травмируйте ребенка. Свои нервы подлечите, на море вместе с семьей поезжайте.
Тут зазвучала сирена скорой помощи, затрубила в коридоре дежурная нянечка, и Гасыр Алиевич, извинившись, вышел, а за ним засеменила преданная Танечка.
Мама растерянно смотрела на меня. В дверь робко просочился папа, подталкиваемый захмелевшим и подобревшим дедушкой.