Дети войны

Чтобы выжить, мы на сорока сотках усадьбы умудрялись сажать не только картофель, но еще засевали маленький клин (участочек) просом, а иногда и рожью. После — как в старину — урожай молотили цепами во дворе. Но основным, чуть ли не единственным продуктом питания, во время войны был картофель.

Его ели сами, им кормили скотину и кур, а основную часть урожая по осени сдавали государству. Поэтому весной в землю сажали не целые картофелины, а тоненькие срезы «с глазком». Картофель, вместе с лебедой, добавляли в тесто, из которого пекли хлеб, отчего он был очень невкусный. Его ели варёным, ели в супе, из него бабушку Люба пекла оладьи, пирожки.

Небольшим подспорьем было молоко козы, зимой — мясо овец и пшённая каша. И, кажется, всё. Правда, летом были огурцы, морковь, помидоры. В летнюю пору в качестве первого блюда часто была тюря — хлеб, накрошенный в воду или квас. Иногда пшенный суп. Зимой щи из капусты с небольшим количеством мяса, но это не каждый день — чаще щи были «пустые». Перекус во время работы — одно или два круто сваренных куриных яйца, кусок хлеба и бутылка воды. Ну, и огурцы.

Картофель, мясо, яйца приходилось сдавать государству. Сдавать мясо надо было в любом случае, даже если не было на дворе скотины — покупай, но сдавай. Государству не было дела, как колхозники будут выживать. К весне картофеля, как правило, не оставалось. Когда земля оттаивал, мы, мальчишки, шли на колхозные картофельные поля собирать оставшиеся с осени картофелины. Пролежав зиму под снегом, ранней весной они превращались в крахмальную вонючую, но съедобную массу, которую после промывки бабушка пускала в дело — пекла блинчики. Еда была, конечно, довольно противная, но все-таки еда.

Конец войне!

Утром 9 мая я пришел в школу почему-то так рано, что оказался единственным. Вскоре появилась одноклассница Аля Полюшкина и радостно говорит: по радио сообщили — война кончилась. Скоро вся школа гудела детскими голосами. Описать состояние сложно. Теперь не будут гибнуть люди, не будет каждодневного беспокойства за фронтовиков, скоро придут из армии близкие, начнется какая-то новая жизнь.

Все школьники вышли на улицу, а что делать дальше — непонятно. Вышла с красным флагом в руках директор школы Екатерина Алексеевна Антоновская. Осмотрела нас, поздравила с победой. Я попался ей на глаза. Говорит: поднимись на крышу школы и закрепи флаг на шток башенки. Я быстро залез на крышу, поднялся на башенку, которая возвышалась над коньком и бечевкой прикрутил к штоку флаг. С крыши посмотрел на толпу школьников, которые вразнобой кричали ура, на деревню. А к школе уже начали собираться люди. За речкой, в колхозе «имени Крупской», около сельсовета заиграла гармошка, послышалось пение. Появилась гармонь и около школы. Все двинулись к сельсовету, где на поляне начинались пляски.

Молодые женщины или как в деревне принято говорить — бабы, в круге по две или четыре плясали с припевками-частушками. Плясали и пели как-то исступленно, с надрывом. Сюжет частушек о беде — войне, о подлом Гитлере, о тоске, о встречи с «милёнком», с «хозяином». Запомнилась частушка, пропетая молодой колхозницей:

Вот и кончилась война
Вот и Гитлеру капут
Теперь временные жёны
Как коровы заревут.

На гармониках играли два моих одноклассника. А народ всё подходил. В основном молодежь, много женщин средних лет и вовсе отсутствовали мужчины, которых даже раненых было в селе очень мало. Пошли все в клуб, расположенный в церкви. Там какие-то начальники что-то говорили со сцены, а потом опять пляски и песни. Слёзы пожилых женщин, у которых не вернулись мужья, сыновья. И так весь день.

А в душе моей, тринадцатилетнего мальчишки, в голове, копошились какие-то неосознанные, недодуманные мысли: теперь не надо переживать за отца, которого могли в любой момент взять в армию и отправить на фронт. За дядю Саню, который вот уже четыре года на фронте, каждый день в опасности. Не будут посылать маму на всю зиму «на дрова» — в лес пилить деревья. Возможно, скоро вернется Настя с торфяного болота под Орехово-Зуевым. Бабушка Люба не будет, когда я читаю письма дяди Сани с фронта, утирать уголком платка слезы на глазах. А дедушка не будет отворачиваться, скручивая «козью ножку», чтобы я не видел слез на его глазах.

Теперь, возможно, начнется какая-то другая жизнь. Наверное, не голодная. А мать почему-то надеялась, что после войны распустят колхозы. Говорила: да разве мужики придут из армии, и согласятся работать за так, за «палочки». Она имела в виду неоплачиваемые «трудодни».

Живу в Выксе, учусь в техникуме