Дети войны [СИ]

Входная дверь хлопнула, закрываясь, и по паркету в коридоре застучали каблуки. Фрау Бек удивлённо вскинула брови и поднялась со стула как раз в тот момент, когда в комнату вошла Мария. Александр покосился на неё, затем вновь опустил взгляд на чай.

— Что вы здесь делаете, фройляйн? — сухо осведомился он по-немецки.

— Мы с вами так нехорошо расстались, — проговорила она растерянно, уставившись на него. — Я хотела поговорить… Боже мой, Александр, вы так бледны! Вы в последние сутки хоть спали?

— Урывками, — сказала сиделка, видя, что Штайнер не собирается отвечать. — Матушка господина…

— Фрау Бек, быть может, вам лучше подняться наверх? — прервал её Александр.

— Как скажете, — отозвалась старуха и вышла вместе со смущённо теребившей уши Одой.

Когда они остались одни, Мария опустилась на свободный стул рядом с Александром, повернулась к нему лицом.

— Прошу вас, расскажите, что вас гнетёт.

Он усмехнулся, горько, надтреснуто — и совершенно неожиданно рассказал ей всё про свою семью. Куда-то девалась вся злость на эту девушку, на её попытки навязать свою философию — остались лишь её сострадающий взгляд и её голос, её глубокий и тихий голос, и именно он отпечатывался в памяти лучше всего. Александр знал, испытывал иррациональную уверенность, что и спустя десятки лет его не забудет.

— Вы как-то спрашивали меня, Мария, почему я держусь идеи «Общего блага», — произнёс Александр в конце. — Часть причины в том, что я понимаю: если я откажусь от неё, то всё это: смерть отца, болезнь матери, упадок рода — будет напрасным. Я не могу… не имею права закрыть глаза на все жертвы.

Он посмотрел на Марию, ожидая реакции, ожидая её приговора. Однако она глядела на очаг, сейчас холодный.

— Какой груз, — прошептала Мария, и сочувствие в её голосе было столь искреннее, что вовсе не задевало гордость Александра. — И вы сами так строги к себе, столько на себя берёте…

Он покачал головой.

— Я должен быть строг. Ошибки в моём положении недопустимы, каждая может стать роковой.

— Но если вы всегда будете так напряжены, вы сломаетесь, — сказала Мария с убеждённостью. — Вы должны отпускать проблемы хоть на время, должны научиться.

— Это невозможно.

— Возможно! — возразила Мария и порывисто накрыла его руку, всё ещё сжимавшую чашку, своей. — Я докажу это вам!.. Но сначала, молю, поспите — вы выглядите совсем больным. В это время я помогу фрау Бек с вашей матушкой.

— Имею ли я право отнимать вас у пациентов санатория? — спросил Александр, стараясь говорить без иронии. Получилось равнодушно.

— Определённо, — кивнула Мария серьёзно. — Потому что в санатории помимо меня много неравнодушных, а вот у вас нет практически никого.

Слабая усмешка тронула губы юноши. Не думая о том, что делает, он взял руку Марии в свою, легко погладил большим пальцем тыльную сторону её ладони. Глядя на это, Мария улыбнулась, а затем придвинулась ближе и обняла Александра, свободной рукой зарылась в его растрёпанные волосы.

— Ты не одинок, — прошептала она ему на ухо. — Я с тобой.

Глава 9

26 августа 1966 года.

Хлопок трансгрессии на миг нарушил умиротворённую тишину утра, но лёгкий ветер быстро унёс его, растворил в шуме леса и щебете плиц.

Замерев на террасе фамильного замка, Фридрих с наслаждением вдохнул родной воздух, прохладный, напоенный ароматами талой воды, лугов, горной лаванды и елей; он вглядывался в знакомый с детства пейзаж, не способный наглядеться. Эту долину и реку, это солнце и горы он не видел долгих два года.

«Здесь всегда так… чарующе, — Фридрих едва удерживал себя, чтобы не улыбнуться. — Сейчас, посмотрев мир, я только больше убедился, что это — самое прекрасное место на земле».

Он ведь и правда посетил много стран, другие континенты. По долгу службы, сопровождая начальника, герра Кестенхольца, в поездках, он видел древние Афины, поражался хитрому сплетению Европы и Азии в культуре магов Стамбула, участвовал в конференциях в Иерусалиме и Каире, где обсуждались вновь обостряющиеся проблемы Ближнего Востока, едва вместе со всей дипломатической миссией не попал в неприятности в Найроби — тогда лишь невероятный ум главы Департамента помог избежать необходимости вести разговор на языке силы. Фридрих бывал на ежегодных съездах Международной конфедерации магов, во время состоявшейся в Париже с большим беспокойством, как и всё магическое сообщество, следил за ходом магловского Кубинского кризиса, а на следующий год в Риме наблюдал за тем, как волшебники США и СССР пожимали руки и договаривались о мире.