Дети выживших

— Не удавят, — тихо проговорил Карша, со сдержанной яростью постукивая рукоятью плети о свою ногу, избитую, худую, до колен прикрытую лохмотьями.

Аххур побелел и сделал несколько шагов назад. И еще один… И не успел. Плеть взвилась, как будто была живым существом, прыгнула к Аххуру и мгновенно впилась ему в горло, крепко обвив шею. Аххур мгновенно начал задыхаться, выкатывая глаза.

Карша, не отрывая взгляда от лица мучителя, начал наматывать плеть на руку, затягивая петлю.

Аххур мелкими шагами побежал к нему, цепляясь руками за плеть, но на половине дороги упал, повернулся лицом вверх, захрипел, высунув язык.

Карша дрожал всем телом и еще чего-то ждал. Во дворе было тихо, только из покоев верхнего этажа раздавались ликующие пьяные вопли, да в конюшне топтались и фыркали лошади.

Карша приподнял Аххура, оттащил его к нужнику — каменному сооружению в самом дальнем углу двора. Этим нужником пользовались слуги (нужника для рабов не предусматривалось), втащил его под низкий свод. Сначала Карша хотел утопить тело Аххура в дерьме. Но он знал, что яма для нечистот неглубока — он сам ее чистил, бывало, вывозя тачки с нечистотами за город, — и Аххур там не уместится. Тогда он ощупал свод, сделанный из сланца, нашел щель, и вбил в нее рукоятку плети. Завязал плеть узлами, подтянув тело Аххура так, что оно почти приняло вертикальное положение. Потом сорвал с его головы ашмаг, закрученный чалмой, и выбрался во двор. Ашмаг был просторным, как и полагается зажиточным людям: они наматывают на голову столько полотна, сколько хватило бы на то, чтобы покрыть тело двум-трем беднякам.

Накидка было темного цвета.

Он перелез через дальнюю стену двора и оказался в проулке. Крадучись, пошел в сторону Верхнего города. Это была единственная надежда — попросить убежища в храме Аххуама, повелителя неба, который в священный месяц мог укрывать тех, кто искал его защиты. Даже если вход в Верхний город охранялся, стену его можно было преодолеть — в отличие от крепостных стен, опоясывавших весь город.

* * *

Он перелез через стену Верхнего города. Здесь уже не было хуссарабских патрулей, как внизу. Храмы охраняла местная стража, но и она в эту ночь, собравшись у костров, праздновала в меру сил и разумения.

Пробираясь мимо одного из таких костров, Карша вдруг услышал имя Домелла, и невольно остановился.

Стражник выпил вина из глиняной посудины и сказал:

— Не знаю, как вы, а я рад возвращению Домеллы.

— Вот увидишь, — возразил другой, — она завтра же уедет обратно. Кто она здесь? Бывшая царица. А там она — самая главная. По крайней мере, пока не подрастет наш волчонок.

— Речи твои глупы, — отозвался первый, снова приложился к сосуду, утер губы и передал сосуд товарищу. — Царица не может быть бывшей. Ее никто не лишал трона — так ведь?

— Так-то так… Но правят здесь другие.

— Т-с-с! — первый настороженно оглянулся. Но улица была пуста, а следующий огонек костра светился слишком далеко. — За эти слова нас могут и того… А куда мы пойдем, если выгонят со службы? Да хорошо, если не продадут в рабы. У этого Голоногого всюду сейчас шпионы…

Они замолчали, и Карша, переведя дух, двинулся дальше.

Он надеялся пройти в храм Аххуама незамеченным, но вход во двор тоже охранялся, и стражники здесь не пили вина. Карша затаился, выжидая и обдумывая. Двор окружен невысокой стеной, к которой вплотную пристроены хозяйственные помещения, мастерские, трапезная, ночной приют паломников. Если идти по крышам — могут услышать внизу.

Но выбора не было.

Он отошел в глубину проулка, подпрыгнул, уцепившись за край стены, влез наверх. По черепице начал пробираться вперед, на четвереньках, ощупывая каждый выступ. Черепица была старая, кое-где она отвалилась, кое-где расшаталась. Неверное движение — и черепица затрещала под рукой.

Карша быстро преодолел оставшееся расстояние, заглянул во двор. Здесь было темно, но из открытого входа храма лился неяркий свет.

Карша спрыгнул в темноту и упал на что-то мягкое.

Раздался вопль, чьи-то руки схватили его.

— Вор! Святотатец! — раздался голос, и еще несколько человек поспешили на помощь.

Это были храмовые слуги, спавшие, по случаю недостатка места, прямо под открытым небом.

Карша получил довольно увесистый удар в ухо и еще несколько чувствительных тычков. Потом его подняли и потащили к храму.

На пороге храма появился жрец.

— В чем дело? — спросил он.

— Святотатец! — закричал все тот же голос. — Вор, или того хуже, пробрался ночью по крыше! Хорошо, что мы оказались начеку!

Жрец отступил в сторону, чтобы свет упал на Каршу.

— Кажется, я знаю тебя, — сказал он. — Ты — Карша, раб Рахимы.

— Я не раб, — угрюмо ответил Карша и сплюнул. — Не был им и не буду.

— Ну-ну, — примирительно сказал жрец. — Отпустите его. Я его знаю, никуда он не убежит, и он не вор.

Когда слуги с неохотой выпустили Каршу из своих цепких рук, жрец спросил:

— Чего же ты искал здесь ночью?

— Защиты.

— Вот как…

Жрец склонил голову, подумал.

— Почему же ты не пошел в храм небесного защитника — Аххуама?

Теперь удивился Карша.

— Но разве это другой храм?