Дети выживших

Лицо Ар-Угая искривила усмешка. Он нагнул голову, прижал руки к груди и негромко сказал:

— Прости, госпожа. Я поступил опрометчиво и недостойно. Ты можешь поступить со мной, как с насильником, хотя я этого и не заслужил.

Он покосился на незнакомца, всё ещё стоявшего у входа, отрезая Ар-Угаю путь.

— Я не знал, что ты уже вернулась. Ты не выслала гонцов, никто в Арманатте не ожидал, что ты вернешься ночью, тайно, да еще приведешь с собой…

Он снова покосился на незнакомца и закончил:

— Собственного телохранителя.

Домелла взглянула на телохранителя.

— Да, я вернулась, не предупредив тебя, Ар-Угай. Возможно, ты не знаешь многого, что происходит в Арманатте… Сейр! Выпусти его.

— Но, госпожа… — возразил было Сейр.

— Думаешь, он побежит собирать курул? — насмешливо спросила Домелла, глядя на Ар-Угая. — Нет. Его вторжение сюда останется только нашей тайной. Правильно, темник?

Ар-Угай прикрыл глаза, скрипнул зубами. Сейр сделал шаг назад, темник вышел, ничего не сказав. Но последний взгляд, которым он наградил Сейра, не обещал ничего хорошего.

* * *

— Где Тухта? — рявкнул Ар-Угай, возвратившись домой.

Кровник Бусундай, в растерянности стоявший посреди спальни, присел от неожиданности.

— Тухта? — переспросил он ошеломленно. — Разве он уже вернулся?

Ар-Угай плюнул на мозаичный пол и сказал:

— Обыщи всю Арманатту. Найди Тухту. Если его нет — сразу же возвращайся.

Бусундай бросился к выходу.

Мертвая пустыня

Глухо стучали наккары. Дробь была прерывистой и тревожной, она говорила об опасности.

Крисс поднял голову, глянул на лежавшего рядом, свернувшись калачиком, Эйдо.

— Ты слышишь?

Эйдо подскочил:

— Что?

— Наккары. Наккары стучат…

— Наккары?

— Это такие большие военные барабаны… Их делают из буйволовых шкур.

Эйдо поморгал.

Над ними колыхался от ветра небольшой навес. Стоял самый жаркий час дня, этот час они обычно пережидали, прячась под навесом от жгучих лучей солнца.

Ветер, колыхавший навес, тоже был невыносимо горяч. Он обжигал, если становился достаточно сильным, и поднимал в воздух желто-белый песок.

— Нет, я ничего не слышал, — сказал наконец Эйдо.

Он зевнул, потянулся к мешку, достал сапоги. Если сапоги не прятать — в них набьется столько пыли и песка, что невозможно будет ходить.

— Такое бывает в этих местах. Мне рассказывали охотники, забредавшие сюда с той стороны, где Куэ. Здесь часто чудятся звуки. Разные. И даже бывают видения. Лучше всего — не обращать на них внимания. И выпить вина.

Вино у них еще оставалось, — не вино, а отвратительное пойло, давно прокисшее; от него была изжога и жажда делалась острей. Зато оно хотя бы слегка дурманило голову и отгоняло звуки.

Крисс вздохнул и, отворачиваясь от ветра, стал обматывать голову выбеленным солнцем куском ткани.

— Еще рано идти, — сказал Эйдо.

— Если не идти, сойдешь с ума, — ответил Крисс.

Эйдо вздохнул, выбил из сапогов пыль, стал натягивать их, охая и причитая.

Крисс уже не знал, каким богом — добрым или злым — был послан ему Эйдо. Этот простоватый охотник, казалось, просто смеялся над ним. И еще Крисса в последние дни не оставляло подозрение, что Эйдо водит его по пустыни кругами…

Он сложил вещи в мешок, снял навес, замотал в него два колышка. Поднялся на ноги.

Ослепительно белый песок тянулся до горизонта и там, на горизонте, сливался с ослепительно белым небом.

Голова у него закружилась, кровь застучала в висках. И снова где-то в отдалении проснулись и глухо забили наккары.

Главное — сделать первые шаги. Они самые трудные. Потом втянешься — и идти станет легче. А потом настанет благословенный вечер, недолгое время, когда жара уступает место холоду. Время блаженства…

Криссу почудилось, что впереди, за жухлыми кустиками травы, вокруг которых вырос бархан, раздался плеск воды.

Нет, это обман. Это пустыня заманивает их. Чтобы усыпить и выбелить солнцем и ветром их желтые кости…

Не оборачиваясь, Крисс забросил за спину мешок, и сделал первый шаг.

* * *

Вечер принес облегчение, но ненадолго. Когда солнце уйдет за барханы, станет холодно, из песка выползут скорпионы и гремучие змеи. И надо будет всю ночь поддерживать огонь тощими кустиками сухой травы, и бояться заснуть…

* * *

Ночью, дежуря у костерка, Крисс поглядывал на Эйдо и тешился мыслью о том, что сейчас этот узкоглазый варвар полностью в его руках. Вот он лежит, свернувшись калачиком, положив под голову шапку. Лицо его кажется красным в свете костра, на подбородке, среди редких волос, засохла полоска слюны.

Крисс ясно представил себе, как берет нож, садится верхом на Эйдо. Надо обязательно взглянуть в его глаза, чтобы увидеть наконец в них хоть какое-то осмысленное чувство. Страх, недоумение, растерянность. Дождаться, когда он осознает происходящее, поймет, — и только тогда с наслаждением чиркнуть ножом по ярёмной вене.

Польется кровь. Много крови. Ее можно будет собрать в кувшин и выпить…

Крисс протер глаза.

Над ним было громадное, бескрайнее небо с ярчайшими, каких никогда не бывало в Киатте, звездами.