– Да я понимаю, что папа прав. И Лиза, подруга, мне то же самое говорит: не придумывай, не бери в голову. Но все равно ничего не могу с собой поделать. Мне то и дело кажется, что надо мной все смеются, все, даже учителя, считают глупой и страшной. И как вот я сегодня один раз так подумала, так оно там в голове целый день и крутится, и растет, и я уже никак не могу его оттуда выгнать. И прямо слезы на глазах, ладони мокрые, и я уже ничего вообще не соображаю, и хочется просто пойти и удавиться. Только вот прыщи ковырять немного помогает, но от этого я же еще страшнее делаюсь…
Мы к врачу ходили. Она сказала, что это такой… такой…
– Обсессивно-компульсивный невроз, – подсказывает отец.
– И выписала таблетки. Я их пила – и правда меньше думала и ковыряла. Но я от них такая ватная совсем делаюсь и соображаю медленно. А я и так не очень-то хорошо учусь, мне трудно дается, если пропущу, мне потом сложно нагонять, мы с мамой посоветовались и решили, что таблетки не надо, я постараюсь так справиться, и еще мы вот к вам пришли…
История третья.
– Я сама в детском доме воспитывалась. Но муж-то мой – в обычной семье! И у меня родители погибли просто, и мне все в детдоме говорили: ты нормальная, ты не сгинешь, ты пробьешься, главное – учись поприлежней. Я и училась. Вот у нас хорошие в детдоме люди были, и условия хорошие, кто бы вам что ни говорил! И сколько людей хороших к нам еще приезжали. Спасибо им всем, мне все помогали. Я потом специальность получила, работа у меня, и квартира от родителей есть, и замуж и детей родила… Но вот вы мне подскажите… Может, это все-таки потому, что я детдомовская?… Но муж-то в семье рос, а он вроде и согласен…
– Да с чем же согласен-то? Что подсказать?
– Да мы уж с ним шесть лет живем, и вроде неплохо, двое ребятишек у нас, но как-то мне все кажется, что оно все не по-настоящему. И в любой момент может деться куда-нибудь, развеяться, как дым, понимаете? Может, это потому, что у меня родители погибли? Раз – и нету? Вот и здесь. Мы с мужем оба работаем, поэтому, сами понимаете, у нас все бегом и по очереди: этого ребенка туда, этого сюда, один в магазин, другой в поликлинику, ты укладываешь, ты ужин готовишь, ох, всё, упали-заснули, наутро все то же самое. Мы пытаемся, там, в выходные, как положено, всей семьей в музеи с ними сходить или, там, на аттракционы. Но все равно… Я мужа спросила, он сначала отнекивался, а потом все-таки признался: да, он тоже это чувствует и боится – вроде как договор какой-то кончится, и развеется все, или кирпич на голову, или еще что… Неустойчивость какая-то… А откуда? Чего мы еще не сделали? Или это все-таки мой детдом? Мужа родители сначала очень против меня были и прямо говорили, что именно поэтому: Ирина, конечно, сама ни в чем не виновата, но это же в ней сидит… Теперь-то, как внуки есть, они уже помягчели давно, но я сама вот чувствую… Можно тут сделать чего-нито?
Согласитесь, что все три истории кажутся совершенно непохожими одна на другую. И, чтобы улучшить ситуацию Анфисы и в семьях Полины и Ирины, кажется, надо делать что-то совершенно различное.
А вот и нет. Все три истории разрешаются одним и тем же способом, с помощью одного и того же психологического феномена.
Разумеется, в каждом случае он будет применен слегка по-разному. Попробуйте его угадать.
Три истории: разгадка
Взрослая Ирина, подросток Анфиса, маленькая Полечка. Вроде бы все три истории совершенно разные. Но давайте попробуем разобраться, что же их все-таки объединяет. Предположим, дело в тревоге. Да, несомненно, и Анфиса, и Ирина часто тревожатся о чем-то неопределенном, о таком, что трудно ухватить и уж тем более рационализировать. Но о чем же тревожится (и исключительно по вечерам) трехлетняя Поля из любящей, полной семьи?
Но допустим, что она тоже тревожится. Да ну вот хотя бы о том, что засыпание – это ситуация перехода из нашего мира в загадочный и страшноватый мир снов, про существование которого трехлетний ребенок знает, но мало что в нем понимает.
Теперь зададимся вопросом: можно ли от всех этих тревог каким-нибудь способом (или способами) окончательно избавиться?
Вам кажется, что ответ положительный? Мне тоже так казалось, когда много-много лет назад я начинала учиться психологии. Более того, мне казалось, что это как раз одна из основных задач психологии и психотерапии: избавить человека от всех его тревог, и пусть дальше живет спокойно и радостно.
В дальнейшем оказалось, что все несколько сложнее, а философ Мартин Хайдеггер, на которого опираются в своих трудах так называемые экзистенциальные психологи, так и вовсе писал, что «успокоение тревоги означает переход из аутентичного бытия в неаутентичное».