Начальник отвел их в зал ожидания – тот самый, в котором они еще совсем недавно играли в рекламные шарады, но как же чудесно сейчас он преобразился! Пол застелили ковром. На каминной полке и подоконниках стояли горшки с цветущими розами. А развешанные в рамках по стенам рекламные плакаты бюро путешествий Кука, красот Девона и Парижско-Лионской железной дороги украсили зелеными ветвями, напоминающими венки лавра и остролиста на Рождество. Кроме их друга-носильщика здесь находилось довольно много весьма представительной публики. Служащие станции, несколько леди в очень красивых платьях и группа джентльменов в сюртуках и цилиндрах. Дети узнали нескольких пассажиров спасенного поезда. А больше всего их обрадовало, что здесь находился их собственный старый джентльмен, шляпа, сюртук и воротничок которого отличались сегодня от тех, что носили другие, даже сильнее обычного.
Он пожал детям руки, после чего все присутствующие опустились на стулья, и один джентльмен в очках (впоследствии выяснилось, что это районный суперинтендант) начал произносить очень длинную и очень умную речь. Не собираюсь ее здесь воспроизводить. Во-первых, по той причине, что она вам покажется очень скучной, а во-вторых, потому что дети, пока ее слушали, раскраснелись до пламенеющих ушей, и мне вместе с ними хочется поскорее разделаться с этим. И в-третьих, сей джентльмен умудрился потратить столь много слов на совсем небольшое количество мыслей, что мне просто лень их записывать. А посвящена его речь была храбрости и самообладанию троих детей, и, когда он закончил и сел, все хором воскликнули:
– Ну да. Так и есть.
И после этого старый джентльмен поднялся со стула и тоже стал говорить, и все это было очень похоже на то, как чествуют победителей. Вызвав по имени одного за другим троих детей, старый джентльмен вручил каждому великолепные золотые часы на золотых цепочках, и на этих часах под крышками были выгравированы имена владельцев, а под ними такая надпись:
И, конечно же, эти часы отличались самыми превосходными свойствами и намного превосходили своими достоинствами даже такие великолепные экземпляры, которые возникают в вашем воображении. И лежали они в футлярах из синей кожи, где могли отдыхать, если вы их оставили дома.
– Ну вот и настало время произнести речь тебе, – шепнул на ухо Питеру начальник станции. – Сперва скажешь «леди и джентльмены», а потом поблагодари всех за доброту. – И он легонько его подтолкнул вперед.
В общем-то, каждый из них троих уже произнес по «большому спасибо», и Питер, услышав, что нужно еще, тихо охнул, однако сопротивляться не стал.
– Леди и джентльмены, – сипло выдавил из себя он, и наступила длинная пауза, во время которой он слышал, как сердце его бьется в горле. – Леди и джентльмены! – быстро повторил он. – Вы так добры, и мы будем эти часы беречь всю оставшуюся жизнь. На самом-то деле мы их не заслужили, потому что ничего уж такого особенного не сделали. Но по-любому все это было очень захватывающе. А что еще вот хочу сказать: спасибо, спасибо большое всем!
И зал аплодировал Питеру гораздо громче и дольше, чем районному суперинтенданту. Потом все бросились пожимать детям руки. А потом они, выждав время, когда это стало вежливо, удалились со станции и, крепко держа в руках коробки с часами, побежали вверх по холму к Дому-с-тремя-трубами.
Это был восхитительный день, какие нечасто случаются в жизни, да и то у очень немногих, потому что у большинства вообще никогда не случаются.
– Я хотела поговорить с нашим старым джентльменом совсем о другом, – сказала Бобби. – Но для этого он мне был нужен наедине, а там публики набралось, как в церкви.
– И что же тебе понадобилось ему сказать? – заинтересовалась Филлис.
– Вот я еще хорошенько над этим подумаю, тогда и узнаешь, – ответила Бобби.
И вот, хорошенько подумав, она написала письмо: