Детишки в доме на холме

– Мне кажется, они не возражают против номеров, – ответила бабушка, снисходительно улыбнувшись.

– Я бы на их месте возражал. Мне бы не хотелось быть каким-нибудь «Номером 212-А»!

Бабушка рассмеялась и взъерошила его и без того лохматые волосы.

– Но ведь ты мальчик, а не лабораторная мышка!

Некоторые из сидящих в клетках зверьков бодрствовали, некоторые спали. Одна мышь лежала до того неподвижно, что Ви показалось – она умерла, но рассмотреть ее вблизи она не решилась. У всех у них были блестящие красные глаза и острые желто-оранжевые зубы. Если честно, некоторых бабушкиных лабораторных животных Ви побаивалась: от них пахло антисептиком, на макушках были выбриты круглые участки, а кожу пересекали тонкие хирургические швы. Заметив в клетке такого зверька, Ви затаивала дыхание и старалась поскорее отойти подальше.

У секционного стола она замешкалась. Стальная поверхность была чисто вымыта и вычищена, но Ви все равно пробрала дрожь. Именно здесь закончились под бабушкиным скальпелем жизни огромного количества лабораторных животных. Многим из них бабушка распиливала черепа и, сделав тонкий срез с мозга, тут же переносила образец на стеклянную пластину. Она твердо верила в методику, которую называла комплексным подходом к психиатрии. Тело и мозг тесно связаны, любила повторять бабушка. И если что-то случается с твоей рукой, это влияет на все тело в целом, не исключая и мозга.

Все наши травмы, все наши телесные воспоминания сохраняются внутри нас, объясняла бабушка и добавляла, что пытается научиться избавлять людей от этих воспоминаний, чтобы они могли забыть о перенесенных страданиях и начать жизнь заново, с чистого листа.

Над секционным столом была укреплена бестеневая хирургическая лампа, и Ви включила ее, чтобы получше осветить лабораторию. На мгновение ее взгляд упал на ее собственное отражение на гладкой стальной поверхности стола. Отражение было размытым и странным: вроде бы это была она и в то же время – не совсем она, словно какой-то другой человек напялил ее одежду и притворился Виолеттой Хилдрет. Ви пристально всмотрелась в стальную полированную поверхность, и вдруг ей показалось, что за ее спиной мелькнула какая-то тень.

Ви вздрогнула и, отскочив от стола, резко обернулась.

Ничего.

Никого.

«Скрип-скрип-скрип-скрип…» – пронзительно пели металлические колеса клеток.

* * *

С трудом отдышавшись после пережитого испуга, Ви шагнула к рабочему столу, опустилась на стул и включила настольную лампу. Здесь же стоял бабушкин микроскоп, на предметном стекле которого остался какой-то препарат. Ви включила подсветку и, заглянув в окуляр, подкрутила винт фокусной настройки. Кровь, клетки… она узнала гистологический срез крошечного мышиного мозга. Ви переключила увеличение и вновь тронула винт. Препарат стал похож на цветок.

Ви давно знала, что все живые существа находятся в родстве. Паразиты. Черви. Большая белая акула с зубами в несколько рядов. И сама Ви.

При мысли об этом по коже Ви побежали мурашки. Ничего себе родственнички!

Тем не менее ей очень нравилось слушать, как бабушка рассказывает об эволюции – о том, что все животные на Земле произошли от одного-единственного предка – скользкого сопящего существа, которое первым выбралось из океана на сушу.

«Мы – звездная пыль», – пел Джонни Митчелл.

«“Я есть”, – сказал я, но меня никто не услышал…» – вторил ему Нил Даймонд.

Еще бабушка говорила, что эволюция человека еще не завершена, что этот процесс продолжается и будет идти еще, возможно, тысячелетия. «Ты только подумай, Виолетта, – сказала она однажды. – Человек – еще далеко не завершенная конструкция, работа еще идет. Что, если мы, врачи и ученые, найдем способ ускорить этот процесс?»

Рядом с микроскопом лежала на столе золотистая пачка «Бенсон энд Хеджес» и стояла пепельница, полная окурков. Ви провела по глянцевой пачке кончиком пальца. Взгляд ее упал на белый стеклянный шкаф, где бабушка хранила различные лекарства и материалы, которые использовала во время экспериментов. На верхней полке она заметила флакон с хлороформом и морилку, к которым бабушка прибегала, когда хотела избавить лабораторное животное от лишних мучений. «Это – часть профессии врача, – сказала она. – Не допускать ненужных страданий».

Буквально в прошлом месяце бабушка привела Ви в подвал и научила пользоваться морилкой. У нее была мышь, которую она пыталась вылечить, но лечение не помогло, и бедный зверек не мог ни есть, ни пить. Она вообще больше ничего не могла – днями напролет мышь лежала в углу клетки, время от времени судорожно подергиваясь.

Ви знала, что другого выхода нет, но ее все равно мутило. Ей было очень жаль всех лабораторных животных, которые погибли в результате операции или эксперимента, но бабушка сказала, что грызуны отдают свои жизни во имя высшей цели, потому что только с помощью опытов на мышах она может найти новые способы помогать людям.