По левую руку от нас находилась река Хакенсак. Ее не было видно, но я чувствовала ее присутствие. Как огонь вдали, река давала о себе знать запахами, звуками… Ощущением, будто воздух состоит из облаков. Потом Вик остановился, и я остановилась, и мы посмотрели друг на друга, и новая тишина присоединилась к старому холоду, и я понятия не имела, что происходит.
– Мы на месте, – шепнул он.
Я бросила окурок на мостовую, затушила его и осмотрелась.
– А-а. Ну да.
Перед нами стоял скромный двухэтажный дом с коричневой обшивкой и кирпичным фундаментом. Светилось лишь одно окно; из трубы струился ручеек дыма. Даже в темноте было очевидно, что дом долго стоял заброшенным: трубы свисали с углов, как бессильные руки. Все, начиная с гигантского гнилого дерева на газоне и кончая сгорбленным фонарем, подтверждало: дом совсем исхудал и ослаб.
– Наверно, тебе интересно, зачем я привела тебя сюда, – сказала я.
Я замолчала, но Вик никак не высказал своего согласия. Судя по его реакции, я предоставила ему что-то настолько ценное, как старая зубная щетка или поддельный сертификат, гарантирующий подлинность автографа какой-нибудь звезды.
– Я тут думала про третью подсказку, – сказала я. –
Я показала на крышу: полуразвалившаяся труба с крошечными облачками дыма.
– Они могли поцеловаться в школе, – сказал Вик. – Или… в лагере, мало ли.
– Могли. А может, они поцеловались здесь. Может, это случилось прямо здесь, на крыше.
Видите ли, у меня был план: я собиралась поделиться с Виком своими рассуждениями, и тогда его яркие глаза загорятся еще ярче, и он будет от души благодарить меня за мою проницательность, а я изящно склоню голову и дотронусь до тульи моей вязаной шапки.
– Откуда ты узнала, где они живут? – спросил Вик. В его глазах я прочла другой вопрос: «Где ты была?»
– Я провела некоторые расследования.
– Загуглила, что ли?
Я не ответила.
Вик повернулся к дому:
– Кто живет здесь?
– Какая-то старушка. Глухая как тетерев.
– Это тебе Google сказал?
Я вздохнула. Хорошо бы вернуться на несколько минут, чтобы я могла начать объяснение заново.
– Я притворилась, что продаю журналы.
– Ты что?
– Я постучала в дверь и притворилась, что продаю журналы. Звонила раз десять, она ничего не слышала. Потом стучала в дверь и чуть ее не сломала, пока старушка не ответила. Не переживай, что нас поймают. Тут вопрос в том, как нам забр…
Вик ступил на газон.
– Вик, подожди секунду.
Но он не стал ждать. Он легко зашагал по снегу к огромному дереву, чьи гнилые ветви жалобно склонились под грузом безжалостной зимы. Он затянул ремни рюкзака, словно собирался взобраться на гигантский утес, покорить его, победить. Я в удивлении наблюдала, как Вик ловко подпрыгнул вверх, подтянулся на нижней ветке и, раскачиваясь, схватился за следующую. Тощий, прыткий супергерой. Я посмотрела на зажженное окно – пусть только старушка не исцелится от глухоты! – и побежала по снегу к дереву. Вик уже поднялся на четвертую или пятую ветку, и я думала только одно: пусть он не упадет, пусть он не упадет, пусть он не упадет.
– Вик! – громким шепотом позвала я. – Ты давай аккуратно, хорошо?
Я бросила последний взгляд на окно, обвязала куртку вокруг талии и тоже стала подтягиваться на ветках. Надо мной Вик уже залез на самую верхнюю и с энтузиазмом озирал край крыши. До него было около метра.
И затем – вот так запросто – он прыгнул, легко перемахнув через пропасть, и с глухим стуком приземлился на крышу. Я подула на руки, чтобы согреть их, и стала подтягиваться выше и выше, пока не настала моя очередь прыгать. Как оказалось, наблюдать за тем, как кто-то прыгает на метр в длину на такой высоте гораздо проще, чем делать это самой. Отсюда метр казался десятью.
– Тебе необязательно, – шепнул с той стороны Вик. – Правда. Не надо.
Я коротко вдохнула, задержала дыхание – и прыгнула.
Мы почти сразу нашли неплотно прилегающий кирпич. Потом еще один. И еще. Мэд вытащила их все, и с каждым дыхание ненадолго застревало у меня в груди. За кирпичами оказалось пустое пространство сантиметров тридцать по периметру. Как миниатюрная пещера.
А в пещере лежала коробка.
Коробка лежала, словно ей самое место было там, среди кирпичей, словно за все это время она забыла, что сама – не кирпич. Я вытащил ее из трубы, пытаясь не думать, о чем мечтали мои родители, когда касались ее в последний раз.
Внезапно коробка стала похожа на маленький гроб.
Я снял рюкзак и присел на крышу, осторожно поставив жестяную коробку рядом. Мэд села с другой стороны.