Как иронично — я завидую Эльзе черной завистью. Кто бы мог подумать, что до этого когда-нибудь дойдёт.
— Я... я, пожалуй, пойду... — шепчет Селия, совершенно точно обращаясь не ко мне. Её голос дрожит, а мысли путаются. Теперь я знаю, как выгляжу со стороны, когда пытаюсь заговорить с ней. — Если только вам ничего не нужно...
— Нет, спасибо, — отвечаю я слишком поспешно. Так, что это можно принять за грубость. Но лучше так, чем она будет удовлетворять "нужды" всяких смазливых блондинчиков.
Когда горничная уходит (намеренно медленно, в надежде что кое-кто может внезапно передумать), я испускаю разочарованный выдох.
— Чего тебе в комнате не сиделось? — бормочу я уязвленно, все еще глядя в ту сторону, где недавно исчезла Селия.
— Услышал, как вы шепчетесь. Решил проверить, все ли у тебя в порядке, — в голосе Чери не звучит ни капли раскаяния. — Я же твой телохранитель, помнишь?
Самопровозглашенный, ага.
— Слушай, Алекс, — его внезапная серьезность сбивает с толку. Положив мне руку на плечо, он убежденно заявляет: — Нам нужно принести друг другу клятву.
— Чего? Какую ещё клятву?
— Давай поклянемся в том, что мы не позволим ни одной женщине повредить нашей дружбе. Договорились?
Его ясно-голубой взгляд становится невозможно пытливым. А я всё ещё пытаюсь косить под дурачка.
— Ты это к чему? Я ведь не собираюсь... брось, ты ведь не думаешь, что я и Селия...
— Она тебе нравится, — озвучивает очевидную истину безо всякого смущения Чери. — Я это уже давно понял.
Почему-то я воспринимаю это как насмешку и поэтому решаюсь на подлость.
— Давно? Это когда ты был уверен на все сто, что являешься женщиной? Когда любил модные платья, розовое и мечтал по вечерам о принцах?
Его снисхождение добивает меня.
— Я никогда не любил розовое.
— Но мечтал о принцах?
— Можешь даже не пытаться, Алекс, таким низкосортным юмором у тебя не получится...
— Давно понял, ха? А чего тогда молчал до этих пор? А то я тебя не знаю. Когда я рассказал тебе о Соне, в тот раз, в Битерси, ты ни одного дня не упустил... шантажировал... А тут ни слова... может, дошло, что на этот раз всё всерьез? Ревновала, небось, а, Эльза?
Над нами нависает угрюмое молчание. Скрестив руки на груди, Чери смотрит на меня с высоты своего немаленького роста, выглядя при этом весьма угрожающе. Но пожалеть о сказанном меня заставляет не его внушительный внешний вид. Судя по его взгляду, я явно перегнул палку.
— Это я зря. Прости. Твое прошлое... я понимаю, что это хреновый повод для шуток. Больше не стану так тебя называть, клянусь.
— Да называй, как хочешь, — пожал плечами Чери, не сводя с меня глаз. — В любом случае это будет звучать не так жалко, как "робкий, наивный, влюбленный в горничную девственник-неудачник".
Туше.
— Девс... девственник? Да ты в моем возрасте...
— О, поверь, в твоем возрасте у меня уже был кое-какой опыт.
— Надо же, какой успех! Скажи об этом чуть громче, а то вся восточная часть особняка тебя не расслышала.
— Они все в курсе и без того, не беспокойся.
Последнее слово всё равно должно остаться за боссом.
— Отлично. Только что я определился с твоим новым кодовым именем. Объявлю о нём за завтраком, — заявляю я, направляясь по коридору к лифтам. — Что ж, не буду мешать тебе готовиться ко встрече со старшим братом и дальше. Разрешаю повесить на боксерскую грушу его фотографию.
— И почему тебе так не терпится от меня отделаться? — не отстает Чери. — Может, ты уже жалеешь...
— Проклятье, только не начинай.
— Или же наш маленький Казанова отправляется на поиски взаимной любви, и свидетели ему ни к чему?
Молча я захожу в кабину лифта, собираясь на нижний этаж — территорию дока Кея. Естественно, "мой телохранитель" следует за мной всюду, как вторая тень.
— Нет, — решаю ответить я, когда тяжелые двери беззвучно закрываются. — "Казанова" отправляется навестить своё настоящее тело. Помнишь, то, с огромной дыренью на месте сердца? Автограф твоего любящего брата. С тех пор, как его люди навестили нас в этом самом доме, мне отчего-то плохо спится. Но не стоит беспокоиться, в конце концов, это не самый главный повод пренебречь сном этой ночью.
Мы останавливаемся, едва я успеваю договорить. Чери еще несколько секунд молчит, стоя напротив, не обращая внимания на расступившиеся за его спиной двери.
— Я придурок, — заключает он в итоге с выдохом.
— Какое облегчение, хоть в чем-то мы с тобой похожи.
— Я знаю, как тебе сейчас нелегко. А хрень всякую несу по привычке и...
Его исповедь прервана проходящим мимо доком.
Кей — восьмое чудо света: имидж Мэрилина Мэнсона волшебным образом уживается с интеллектом Эйнштейна. Остановившись, он быстро осматривает спину Чери, после чего отстраняет сигарету ото рта, чтобы отметить, что процесс заживления прошел как надо.
— Но что важнее, — добавляет Кей, — эта татуировка смотрится так потрясно, что Гая хватит удар, едва он её увидит.
И дело тут не в зависти, ага.
Когда мы выходим в коридор, Кей спешит потушить сигарету, памятуя о моей астме.