Децимация

– Ох, Петя, везде меня носило и мотало. В Киеве, Харькове, Херсоне и Бог знает, где еще. Уже и позабыл, где пришлось побывать. Бил врагов, да сил не хватило их разбить, – он улыбнулся своей невеселой шутке. – А как вы поживаете? Как мать, отец, Полина?

– Да все живем потихоньку. Мать болеет ногами, но крепится. А Полина ждет тебя. И знаешь, ждет серьезно. Видимо, влюбилась в тебя.

Сергей, склонив голову, тихо улыбался в ответ его словам, он как будто очутился в родном доме, а Петр продолжал:

– Тебя все часто вспоминают, Аркашку.

– Передай нашим, что я встречался с Аркашкой в Харькове. У него все идет нормально. Стал почти интеллигентом, но буржуазным. Революция ему не нравится. А в целом хороший парень. А Иван как?

– Изредка заходит к нам. С торговлей у него сейчас плохо. Приносит нам иногда муку, другие продукты.

– Ну, Иван полный буржуй. Видишь, какая судьба? Мы с тобой рабочие, стоим за революцию, а другие браты – буржуи. Почти контра.

– Нет, они не контра. Просто делают, что умеют. Я видел, как большевики расстреливают людей. А там контры было – раз-два и обчелся. А всех расстреляли. Так тоже нельзя.

– Так необходимо, – жестко ответил Сергей. – Я этой контры насмотрелся – от националистической до немецкой. Навоевался я с ними от души, но не до конца. А душа у меня, Петя, тоже болит. Слишком много убитых. Больше, чем на фронте. Там только во время наступления, да, может быть, после обстрела были убитые, а сейчас все время по всей стране гибнут люди. Без передышки народ погибает. Ходим по трупам.

Он вздохнул и Петр его спросил:

– Ты сейчас направляешься в Луганск?

– Нет. Иду из Херсона, через Бердянск, Горловку, а сейчас вместе с екатеринославским отрядом отступаю на Лихую. Потом или на юг, или на север. Не знаем сами точно, куда прорвемся. Вот соберемся по новой с силами – и выгоним отсюда и немцев, и галицийцев. Так что я вернусь домой. Ждите!

Рядом двинулся на восток состав с солдатами.

– Следом за ними поедем и мы, – сказал Сергей. – Только, где очутимся – не знаю. Вернусь – расскажу.

– А когда вернешься?

– Не знаю. Но мы вернемся – точно, – жестко повторил Сергей, и его непреклонный тон немного смутил Петра. Таким упрямым брат раньше не был.

Они отошли подальше от пути, по которому шел эшелон. На обочине насыпи росли воронцы – в хвоистых листьях пунцово рдели еще нераскрывшиеся крупные капли бордовых цветов. Они молчали. Вроде давно не виделись, можно говорить и говорить о многом, но Петр понимал, что брат устал от войны, и ему не хотелось напоминать о ней брату. А Сергею было больно расспрашивать о семье, о их делах в столь тяжелое время, – он ничем не может им помочь. Эшелон прошел, и послышался крик:

– Артемов! Иди сюда! Отправляемся!

Сергей печально улыбнулся:

– Вот, видишь, пора расставаться. Не успели и поговорить толком. А так хотелось узнать от тебя побольше о всех.

Он глубоко вздохнул, наклонился и стал рвать воронцы. Потом протянул Петру маленький букетик невысоких цветов:

– На! Передай маме от меня. А несколько штук отдели и отдай Полине. Скажи, что я ее помню.

Паровоз дал гудок и выпустил пары, эшелон тронулся.

– Ну, я побежал, – сказал Сергей.

– А когда ты вернешься? – снова, с затаенным щемящим чувством братской любви, спросил Петр, и слезы навернулись на его глаза.

– Не знаю. Но скоро… я ж тебе говорил.

– Ты береги себя. Не суйся, куда не следует, – снова жалостливо попросил его Петр, понимая, что его просьба к Сергею невыполнима.

– Не бойся. До сих пор пуля не взяла, снаряд напрямую в меня не попал. А их у меня за это время было достаточно.

Сергей порывистым движением схватил старшего брата за плечи, поцеловал резко в обе щеки и, чтобы тот не заметил, как и у него слезинки накатываются на глаза, повернулся и побежал к поезду.

– До свидания! Передавай всем привет! – крикнул он на бегу.

– Возвращайся! – крикнул в ответ Петр.

Он видел, как Сергей на ходу вскочил в открытые двери теплушки и оттуда махал брату рукой.

– До свидания! Приезжай. Храни тебя Бог, – шептал Петр, смотря на набиравший ход состав.

Через два часа паровоз Петра прицепили к составу, направляющемуся в Луганск. Машинист, постоянный его напарник Максим Корчин, удовлетворенно вздохнул:

– Хорошо, что отправляемся домой. А то хотели отправить в другую сторону. Давай, жарь! – прикрикнул он на кочегара, молоденького парнишку, чтобы тот подбрасывал в топку побольше угля.

Луганск гудел, как растревоженный улей. Люди бегали по улицам, на спинах и на подводах подвозили на станцию свой небольшой скарб. Старались уйти вместе с красноармейцами, но мест не хватало, и приходилось им возвращаться в свое гнездо и ждать оккупантов. А вагоны забивались военным людом, оборудованием, снятым с заводов, и уходили на восток и на север.

Петр, после приезда из Дебальцево, сразу же побежал домой и, захлебываясь от переполнявших его чувств, рассказывал матери и отцу, как он неожиданно встретился с Сергеем.