Читаем Децимация полностью

– Мы, в отличие от большевиков, опаздываем в принятии многих важных решений. Получается так, что на местах народ живет не по нашим законам, а по декретам Совета Народных Комиссаров, то есть России. От нас власть медленно, но постоянно уплывает. Надо незамедлительно принять ряд законодательных актов и постараться провести их в жизнь. А то мы останемся правительством без подданных. У нас в Генеральном секретариате подготовлены, хоть и не до конца оформлены, некоторые постановления.

– Да, да, – собираясь с мыслями ответил Грушевский. – Я с вами совершенно согласен, Владимир Кириллович. Вот сегодня на Малой раде обсуждали вот этот закон… – он снова взял со стола тот же закон об украинизации школы. – Все поддержали его. Хотя есть скептики, которые утверждают, что в нашем языке нет многих научных терминов. Я считаю, что это несущественно. Термины можно взять из английского, немецкого, пусть даже арабского языков. В отличие от России – это передовые страны, и у них всегда появляются новые термины. Таким образом, мы подтянем украинский язык до уровня мирового. Мы закон, в порядке предварительного обсуждения приняли, а опубликуем его после внесения дополнения об оплате. Вы одобряете это решение, Владимир Кириллович?

– Конечно, – вяло согласился Винниченко, поняв, что по социально-экономическим вопросам разговора не будет. – Я уже говорил, что мы можем остаться правительством без народа, как полководец без армии или как Пирр – без того и другого. Нам надо принять кардинальные законы, которые бы позволили нам опираться на них во взаимоотношениях с народом.

– А закон об украинизации образования разве не важен! Почитайте письма, телеграммы, послушайте выступления, где люди со слезами на глазах просят принять эти решения… даже требуют. И радуются, как дети, когда получают разрешение на свободное использование родного языка. Надо, в первую очередь, заботиться о духе народа. Это сейчас главное. С таким неистребимым национальным духом мы справимся не только с врагами, но и с экономическими трудностями. Вы материалист, дорогой Владимир Кириллович, и постоянно принижаете украинский дух, а он для нас сейчас – главное дело. С ним мы создали Русь, боролись с татарами, шляхтой, турками, москвинами… он неистребим у нашего народа, и мы должны его не только поддерживать, а разжигать! – уже не говорил, а по старой профессорской привычке отчитывал своего премьера Грушевский. – Вы все более и более становитесь большевиком. Отдаляетесь от народного духа…

– Что вы! Я согласен с вами. Более того – я всей душою с этим духом, – писателю Винниченко понравился словесный каламбур. – Но кто шлет эти душещипательные письма? Такие же, как мы с вами. А спросите рабочего или крестьянина – что ему сейчас нужно. Язык? Так он и писать не умеет. Выводит иероглифы вместо росписи. Им нужна земля, и нельзя этот момент проворонить! – Винниченко все еще находился под влиянием беседы с Шульгиным.

Грушевский заметно обиделся и грустно посмотрел из-под очков на Винниченко, – еще молодого председателя кабинета министров.

– Вы хотите, как и большевики, внести анархию в производство, раздав все тем, кого вы называете народом. Мы уже с вами говорили на эту тему, – готовьте обстоятельные законы и постановления, и примем их на всеукраинском представительном форуме. Поторопитесь тогда с их подготовкой.

– Я предлагаю, – Винниченко говорил мягко, но настойчиво, – на открывающемся съезде советов официально объявить о передаче земли крестьянам.

– Вы хотите официально ввести большевистские декреты на Украине!

– Если необходимо, чтобы это звучало так, то пусть это будет так.

– Вы большевик, Владимир Кириллович, большевик… ну, если не внешне, так внутренне. Вы забыли идею о самобытном происхождении украинского народа и его мессианской роли на Земле! Всё подчинили социально-экономическим проблемам. А я вас учил другому… – огорченно произнес Грушевский.

– Да не большевик я! – горячо возразил Винниченко. – Не большевик! Но, если мы не проведем реформы аналогичные российским, наш народ, который духом не знает о своей мессианской роли, сам сделает все как в России, а нас выбросит на свалку истории, где мы будем плаксиво писать о том, что нас не поняли, наш дух не был ими воспринят, не вошел в его кровь и плоть. Чтобы этого не произошло, я прошу принять самые необходимые постановления не позже, чем на съезде.

Грушевский погладил свою белую, окладистую бороду.

– Какие законы в первую очередь вы хотите принять?

Винниченко стал перечислять:

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне