Децимация

– Закон о передаче продовольственного дела в руки городских самоуправлений. Голод, спекуляция… народ не выдержит голода, взорвется. Бабы с детьми разгромят хлебные лавки, склады, а солдаты с ними связываться не будут. Следующее – немедленно объявить о передаче земли крестьянам. Мы в третьем универсале о земле сказали «а», а «б» так и не сказали – поперхнулись. Наша опора – крестьянство – уходит от нас. К весне оно и без большевиков уберет нас. Следующее – введение рабочего контроля на заводах и фабриках. Не передача предприятий, – подчеркиваю, – а контроль. Мы предотвратим выступления против себя в городах, – Винниченко был недоволен собой, что повторял слова Шульгина. Но решил, что сейчас ситуация общая для всех, и решения должны быть одинаковыми. – Революция-то была буржуазно-демократическая, а кроме свержения царя не проведено ни одного буржуазного мероприятия! Промедлим, уйдем в небытие истории, – подчеркнул эти слова Винниченко перед профессором истории Грушевским.

– Конечно, надо провести некоторые мероприятия… – согласился Грушевский. – Но успеем ли это сделать? Вопросов много. Борьба с советами на съезде будет жаркой, в духе добрых казацких схваток. Не подумают ли делегаты, что мы стали российскими социал-демократами. Что из этого выйдет? – подумаем об этом, Владимир Кириллович.

– Пусть делегаты что угодно думают, нам надо удержать массы за собой.

– А законы подготовлены?

– Я уже говорил, что до конца не готов ни один. Но нам следует объявить, что мы их принимаем, а доработаем потом.

– Добре, – ответил Грушевский. – Мы их принимаем, но к практическому руководству по их введению в жизнь приступим после того, как разработаем все инструкции, постановления, и циркулярно приступим к их исполнению.

Винниченко не во всем был согласен с Грушевским. Но, зная его романтическое отношение к прошлому и настоящему Украины, вынужден был согласиться. Грушевский, заметив недовольство своего соратника, мягко пояснил:

– Владимир Кириллович, я старше вас, много поездил по свету и знаю: если сразу же допустить анархию, то потом мы с ней можем и не справиться. Здесь нужна даже некоторая бездеятельность, чтобы все устоялось. Порядок мы наведем с помощью наших украинских полков. Пример у вас перед глазами. Большевики в своих целях допустили разрушение государства, а теперь всеми силами пытаются собрать разрушенное… что они еще предпримут – неизвестно. Но это будут суровые меры. Поэтому давайте не допустим этого на Украине, ради самого же народа. Объясним ему. Я надеюсь, что съезд поймет.

Винниченко недовольно молчал. Снова оттяжка в принятии важных решений. К чему она приведет? К вполне возможному краху. Он знал, что украинские полки ненадежны, и все более склоняются на сторону большевиков. Но этого не замечал Грушевский, и очень гордился тем, что один полк назван его именем. Поэтому он верил этому войску. Но спорить с профессором истории, человеком старше его и опытнее, не хотелось. Грушевский участливо произнес:

– Не переживайте так сильно. Ради Бога, прошу вас. В нашей деятельности возможны интерполяции. Наверное, в приемной ждет Петлюра. Я его вызвал, чтобы он разъяснил положение в нашем, козацком войске. Я знаю, он в последнее время уж очень полюбил парады, молебны, а созданию сичевых отрядов отводит далеко не первое место. Давайте послушаем его вместе.

Грушевский позвонил секретарю. Петлюра ждал в приемной и вскоре вошел. Это был человек невысокого роста, с тщательно выбритым лицом, гладко зачесанными назад волосами, которые обнажали низкий, покатый лоб. Глаза его выражали холодную решимость и вопросительную зависимость в присутствии руководства. Одет он был в новый, перешитый из русского офицерского френча, военный костюм, который более полно выражал черты национальной армии. С левого плеча свисал золотой аксельбант, на правом рукаве был нашит квадрат сине-желтого цвета. Потирая руки, Петлюра осторожно вошел в кабинет, вопросительно глядя на своих непосредственных начальников; но они молчали, и тогда Петлюра сказал:

– Я решил не мешать вашей беседе и ждал в приемной, – он вопросительно-осторожно поглядел на Грушевского и Винниченко. Он знал, что Винниченко недолюбливает его за упрямую настырность и нехватку образования, зато Грушевский ценит за организаторские способности и веру в национальную идею.

– Надо было зайти, Симон Васильевич, – ответил Грушевский. – Мы обсуждали вопросы, которые интересует и вас.