Детская библиотека. Том 100

На ночь я хорошенько помолилась, чтобы Бог наставил меня на путь истинный. Я просила у него правильной дороги на завтрашний день. А взамен на всякий случай пообещала, что скоплю денег, которые мне иногда дают на мороженое, и куплю ему свечек. Ведь «никому ничего не даётся даром» — так утверждает папа.

Утром все целовали меня и твердили: «Христос воскресе!» Я отвечала: «Воистину» — и тоже всех целовала, даже противно пахнущую духами соседку Олю. Я не находила себе места от ожидания праздничного вечера и, разволновавшись, съела невкусные варёные яйца, целых три штуки. Правда, они были очень красивые: красное, жёлтое и зелёное, будто их снесли необыкновенного цвета куры.

Мы живём на пятом этаже, а Анастасия Павловна на первом. И вот мама с папой взяли меня за руки, и мы спустились в гости. В прихожей было много народу. Гости выстраивались в очередь к мужу Анастасии Павловны Григорию Ильичу, который говорил: «Христос воскресе!» и целовал всех как заведённый. В комнате уже был накрыт длинный нарядный стол. Стояли бутылки с цветными этикетками, белели пышные головки куличей, блестела какая-то перламутровая рыбина со снятой вместе со скальпом кожей. Из большого блюда торчали прыщавые петушиные ноги в бумажных манжетах. Чудесно пахло огурцами, апельсинами и фиолетовыми цветами, которые грозовым облачком возвышались в высокой вазе над столом. И вдруг… Мои глаза себе не поверили! На узкой тарелке я увидела лежащих рядком, плотно прижатых друг к другу маленьких серебряных рыбок. Их называют тугунки́. Когда мы были на реке Лене, я видела стайки тугунков в прозрачной воде. Они лежали на тарелке, как крошечные серебряные эльфы из свиты княжны-русалки, прекрасные и беззащитные, и смотрели на меня круглыми живыми глазками! Я поняла, что рыбки ещё находятся в зимней спячке, а вовсе не мертвы и скоро совсем проснутся. Даже перестала прислушиваться к разговору старших, потому что всё время думала о рыбках, уснувших и не успевших уплыть от рыбаков в море.

Мама тихонько наступила мне на ногу и шепнула на ухо:

— Прекрати поедать стол глазами!

Я сразу вернулась с моря на землю и заволновалась, что скоро прожорливые гости уничтожат рыбок. За стол меня посадили удачно — прямо напротив тугунков. Пока гости с плохо скрываемой жадностью раздирали на части перламутровую рыбину и хрустели петушиными костями, я поблагодарила Бога за то, что он дал мне платье с длинными рукавами в резиночку, и принялась одну за другой прятать рыбок в рукава. Делать это было нелегко, потому что мама время от времени спохватывалась и следила за мной.

У меня, наверное, был очень сосредоточенный вид, потому что она с подозрением спросила, всё ли нормально. Я вспомнила, что мною руководит Бог и, когда соседка справа недовольно заметила, что я роняю рыбок ей на платье, от волнения ответила:

— Спасибо.

Я ничего не ела, поскольку спасение эльфов забирало всё моё время, и вдруг услышала, как Анастасия Павловна сообщила, что дитя с голосом Роберти́но Лорéтти (интересно, кто это такой?) исполнит сейчас песню для гостей. Все захлопали и закричали:

— Просим! Просим!

Я оглянулась в поисках удивительного ребёнка и увидела, что все смотрят на меня. Чьи-то могучие руки подхватили меня под мышки и поставили на стул. Терпеть не могу, когда приходится стоять, как памятник! Любопытные взгляды пронзали меня насквозь. Я больше всего на свете боялась, что сквозь оборки рукавов видны мои серебряные эльфы. Крепко прижав руки к бокам, я дрожащим голосом запела пасхальную песню. Этой песне меня научила бабушка. Я вспомнила бабушкину клумбу во дворе, где растут самые красивые в мире анютины глазки, и вдруг забыла, где нахожусь. Я пела и думала о распятом Христе. Мне тоже хотелось принять мучения за всё человечество. Стало так жалко бабушку, Христа и себя, что я даже немного заплакала от жалости.

Песня заканчивалась. Я сложила руки, как в молитве, и тут, конечно, случилось то, чего я так боялась. Из рукавов выпорхнули мои серебряные эльфы! Я резко замолчала и, наверное, сразу ослепла от ужаса, потому что ничего больше не могла видеть, кроме несчастных маминых глаз. Папа сделал вид, что высмотрел что-то интересное в окне, и судорожно к нему повернулся.

Анастасия Павловна пребольно ущипнула меня за щеку и сказала сладким голосом:

— Ишь, Василиса Премудрая, крылышками размахалась!

Глаза у неё были злые-презлые. Я поняла, что уже ничего не поправить. А когда я это понимаю, мне становится всё равно. И вдруг я увидела, как один из гостей взял со стола выпавшего эльфа и нахально отправил его себе в рот! Этого уж я не могла стерпеть. В голове у меня будто лопнул пузырь, и в ушах зазвенело. Я начала громко кричать, что взрослые всегда врут, будто жалеют животных и рыб, а на самом деле готовы в любую минуту предательски сожрать их. Пожирание живых существ — почти людоедство… И пока гости сидели и слушали, открыв рты, я проворно успела собрать выпавших тугунков. Тут папа громко сказал: «Хватит!» — и дёрнул меня за руку.