— Играли мы в карты, вся, значит, компания, которую вы теперь здесь бесплатно кормите. Шаринец зашел, говорит: «Василий Иванович, возьмите меня с собой». Я ему: мол, сам завязал и тебе советую. С тем он и ушел.
— Один ушел?
— Один.
— Умный вы человек, — сказал Свиридов.
— Благодарю.
— Только меня дураком считаете.
— Что вы, гражданин следователь, — обиделся Василий Иванович, — я вас считаю человеком редкостного ума. И потому, как есть, все чистосердечно рассказываю. Да, убежал из под стражи. Кому свободы не хочется? Только заметьте, убежал без применения силы, никто не содействовал, зевнула охрана, я и ушел. Хотел новую жизнь начать. Год прошел, что за мной замечено?
— Кто Шаринца убил?!
— Шаринца? — поразился Василий Иванович. — Разве его кто убил? Когда? Где?
— Шестого числа вечером, в лесу, недалеко от платформы «Девятнадцатая верста» по Брянке.
Василий Иванович развел руками.
— Это, извините, новость. Кому он был нужен, Шаринец, шлеппер — несерьезный человек?..
— Инженера Зимина вы знали?
— Простите, как вы сказали?
— Зимин Николай Львович, инженер. Арбат, дом пятьдесят один. Его убили и унесли портфель с бумагами.
— Ах, портфель с бумагами унесли и убили. Знаю, как же.
— Откуда знаете?
— Как откуда? В газетах писали.
— Газеты читаете?
— Обязательно. Отдел суда и происшествий — особенно.
— Навроцкого Валентина Валентиновича знаете?
— Как?
— Навроцкий Валентин Валентинович.
— Нет, не знаю такого.
— Подумайте.
— Что то не припомню, — развел руками Василий Иванович. — Ни одного номера не пропускаю: «Известия», «Вечерняя Москва», а про такого не читал.
— Я спрашиваю: не знаете ли вы его лично?
Василий Иванович благодушно улыбнулся:
— Извините, я подумал — тоже какой убитый. Нет, не знаю я такого человека.
— Скрываете! Я вам скажу, почему скрываете. Расчет у вас простой: вас пошлют досиживать срок, ну, может, что прибавят, зато на свободе остается богатый человек, он у вас в руках. В тюрьме вы или на свободе — все равно он у вас в кулаке. Мешок с деньгами на воле — вот ваш расчет.
— Чересчур хитро вы рассуждаете, — усмехнулся Василий Иванович.
— Вы рассчитали еще хитрее, чем я, — возразил Свиридов. — Только должен вас огорчить: просчитались вы, уплыл ваш денежный мешок, замешан в большой афере с мануфактурой.
Василий Иванович пожал плечами:
— Странные вещи вы говорите, гражданин следователь… Мануфактура… Сроду не имел дело с мануфактурой.
— Ну что ж, — спокойно, даже равнодушно сказал Свиридов, — дело, как говорится, хозяйское. Я дал вам все возможности, вы не захотели их использовать. Вы неисправимый рецидивист. — Свиридов неожиданно наклонился вперед и, глядя в упор на Василия Ивановича, сказал: — Про мануфактуру вы не знаете, а про ключи от квартиры Зимина тоже не знаете? О том, что Навроцкий передал эти ключи Шаринцу, тоже не знаете?
Василий Иванович некоторое время мрачно молчал, потом сказал:
— Ладно, скажу, что знаю. Только учтите: в порядке чистосердечного признания. А не признавался я сразу потому, что меня все это никак не касается, других касается, а по нашим законам, то есть правилам, о чужих…
— Ближе к делу, пожалуйста! — оборвал его Свиридов. — Два часа толчем воду в ступе.
— Так вот, — по прежнему спокойно и размеренно продолжал Василий Иванович, — действительно, человек один в их доме дал Шаринцу ключи, велел унести портфель с бумагами, пообещал два червонца. Шаринец сделал, получил два червонца, а потом приходит ко мне, все это рассказывает и говорит: боюсь я этого человека, убьет он меня, чтобы, значит, не показал на него. Что за человек, спрашиваю. Он говорит: Валентином Валентиновичем зовут, на бегах играет. Ну, я сам, извините, на бега езжу, играю по маленькой и не ради игры езжу, а так, до лошадей я большой охотник, и, извините, в моей каморке неделю просидишь, надо и продышаться. Взял я Шаринца на бега, он мне этого человека показал, Валентина Валентиновича. Я посмотрел на него: вижу — да! Этот могет! У нас, знаете сами, глаз наметанный… Говорю Шаринцу: зачем ты, дурак, не в свое дело полез, ты, говорю, дурак, не по квартирам ведь работаешь, хочешь стать человеком — своей профессии держись. А он отвечает: на два червонца позарился. Ну, говорю, сам позарился, сам и раззаривайся. А теперь видите как! Убили! Значит, правильно предчувствовал, понимал свою судьбу.
Свиридов положил перед Василием Ивановичем чистый лист бумаги.
— Все это напишите и, пожалуйста, поподробнее, с числами.
Василий Иванович неловко взял перо.
— Отвык я писать, гражданин следователь. Может, с моих слов запишете…
— Нет, сами пишите! И поразборчивее. И что еще вспомните, тоже напишите.
Свиридов запер ящики стола и вместе с Мишей вышел из кабинета.
— Он правду говорит? — спросил Миша в коридоре.
— Много врет. Опытный, черт. Сразу все учуял. Рассказал только то, о чем мы сами догадываемся. Но, во всяком случае, достаточно, чтобы предъявить обвинение Навроцкому.
Глава 44
Убийство Зимина, вызов Юры к следователю и, наконец, арест Василия Ивановича — этого Навроцкий не ожидал в худших своих расчетах, а он всегда рассчитывал и на худшее.