Чемодановна ухмыльнулась и что-то хотела сказать, но потом, наверное, передумала. Она поднялась из-за стола и прошествовала к кухонному шкафу.
— Где тут у вас сыпучие смеси? — Чемодановна стала шарить по полкам и двигать банки туда-сюда.
— Что-что? — не поняла мама.
— Ну, гречка там, пшено. Горох тоже подойдёт, раз вы такие незапасливые.
— Горох у нас есть, — с готовностью сообщил папа. — На верхней полочке, в самом углу.
В таких вещах он разбирался куда лучше мамы, которая вечно всё теряла.
Чемодановна высыпала горох в большую миску, добавила туда молока, вишнёвого варенья, крыжовника, сыра с плесенью, колбасных хвостиков (папа их для чего-то копил в коробочке из-под маргарина) и что-то ещё. Боря толком не разглядел, что именно. Однако ему почудилось, что из рукава Чемодановны выползли два паука и тоже прыгнули в миску.
«Наверное, это секретный ингредиент», — догадался Боря.
— А что вы делаете, Авдотья Чемодановна? — робко поинтересовался папа.
— Варю гороховый суп, — ответила та, помешивая в кастрюльке пахучую смесь. — Скоро уже закипит.
— Но мы же только позавтракали. — Папа не любил гороховый суп, да ещё с крыжовником. Но признаться в этом любимой тёще он не осмелился.
— А я и не заставляю его есть. Вы только понюхайте. — С этими словами Чемодановна сняла кастрюлю с огня и водрузила её в центр стола на деревянную подставку.
В тот же миг по кухне начал распространяться какой-то дурманящий аромат с нотками колбасных хвостиков.
— А я, между прочим, спряталась за кухонной дверью и вас подслушиваю, — донёсся из-за двери голос Кикиморы.
— Как это некультурно с вашей стороны, — сказала папа. — Ай-яй-яй! — И тут же в испуге прикусил язык. Он никогда ещё не отчитывал драгоценную няню своих детей.
— Вы не стесняйтесь, Кикимора Тихоновна, — сказала Чемодановна, — идите к нам!
Два раза Кикимору звать не пришлось. Она впорхнула в кухню и вновь уселась на прежнее место.
— Итак, все в сборе, — объявила Чемодановна. — Прошу вас, начинайте.
— Что начинать? — спросили Оля и Боря. Всё происходящее казалось им очень и очень странным. И от этого им было жутко весело.
— Говорить чистую правду, естественно. Сколько можно друг другу врать и не договаривать?
— Ой, а можно, я первая? — попросила Кикимора. — Давно вам хотела сказать, Шурочка Николаевна, что я вас ненавижу. Представляете? Ха-ха-ха! Буквально лютой ненавистью!
— Прекрасно! — похвалила её Чемодановна. — Продолжайте.
— Вас, кстати, тоже, — прибавила Кикимора и обезоруживающе улыбнулась. — И вот их ещё. — Она ткнула наманикюренным пальцем в Борю и Олю. — А хотите, я поделюсь с вами своей заветной мечтой?
— Хотим, — сказал папа.
— Не хотим, — сказала мама.
— Я мечтаю, чтобы их, — она снова показала на Борю с Олей, — задавило троллейбусом. Или, в крайнем случае, ударило током и парализовало на всю жизнь. А один раз я прокралась в детскую и хотела задушить их подушкой!
— Так-так-так, а почему не задушили? — уточнила Чемодановна.
— Я испугалась, — честно призналась Изольда Тихоновна. — Знаете, я очень боюсь, что когда-нибудь меня посадят в тюрьму, и я состарюсь там в полном одиночестве. Я ещё одиночества и старости очень боюсь.
— Какая вы гадкая! — не сдержалась мама. Обычно она была очень сдержанной, но правдивый гороховый суп подействовал даже на неё. — Я всегда подозревала, что вы нехорошая женщина. Хорошие женщины не роются в чужих шкафах!
— А вы зато старая! — крикнула Кикимора и показала маме язык.
— Я? Мне всего двадцать девять лет!
— Натуральная старуха! — демонически расхохоталась Кикимора. — Скоро Эдуард тебя бросит (она вдруг резко перешла на ты) и женится на мне! А детей мы отведём в тёмный лес, привяжем к дереву, и пусть их едят там серые волки, чтобы мне в тюрьме не сидеть!
— Как Гензеля и Гретель? — ужаснулся Боря. Так вот почему Кикимора каждый вечер читала им братьев Гримм, всё понятненько.
— Значит, это правда? — побледнел папа.
— Да, котик. Это чистая гороховая правда, мой дорогой! — С этими словами Кикимора схватила папу за воротничок, притянула к себе и поцеловала! Прямо в нос! — Из нас выйдет отличная пара, вот увидишь, — пообещала она.
Чемодановна наблюдала за этим со спокойствием слонопотама. Чего нельзя было сказать о папе. Он вырвался из цепких объятий Кикиморы и, поправив воротничок, сказал:
— Вон!
— Я не понимаю, котик.
— Я сказал: вон из нашего дома! Здесь нет места детоненавистникам и соблазнителям чужих пап!
— Правильно, папуля! — завопила Оля. — Кикиморам не место в доме прекрасных Прикольских!
— Ну, знаете ли! Вы ещё об этом горько пожалеете! — сказала Изольда Тихоновна, вскакивая из-за стола. — Особенно вы, гражданка Свирепова! Уж я наведу о вас справки, не сомневайтесь! Уж я управу на вас найду!
Как подстреленная, Кикимора выскочила из кухни, взметнулась по лестнице и загремела наверху чемоданами. В отличие от Чемодановны, у неё было их десять, и все красные.
— Только не забудьте выложить мои платья и драгоценности! — крикнула ей мама, улыбаясь до ушей. Если по-гороховому честно, ей никогда не нравилась Изольда Тихоновна, и мама была рада от неё избавиться.