Детская книга

– Тут не так уж плохо. Я здесь живу. В темноте хорошо, если ее понимаешь. Она полна неожиданных сокровищ.

Мальчики-женщины отвечали:

– Кто ты такой? Как ты тут живешь?

– В темноте можно видеть, когда глаза привыкнут. Некоторые твари светятся сами. Вот погоди, увидишь студенца.

– Я видел, как в отдалении что-то светилось и какие-то существа проносились мимо.

– Эта шахта полна духов. Одни – добрые или, во всяком случае, не злые. Другие – непростые. Третьи – просто злобные.

– Я не просил… посылать меня на поиски. Я хотел лишь порезвиться в полях.

На этом Штейнинг обычно кричал: «Довольно!» Олив пыталась сидеть с закрытыми глазами и только слушать голоса. Она многое узнала. Ее герой боялся сильнее и был менее храбр, чем большинство героев. У Глории Гейхарт, которая оказалась худой, был звучный голос, уверенное сопрано. Люси Фонтейн уловила точное сочетание мрачности, легкой веселости и дружелюбия. «Zu viel Brust»,[83] – сказал Штерн. Дейзи Бремнер очень хотела играть, но была совсем не похожа на мальчика, Глория Гейхарт слишком переигрывала, Сильвия Саймон робела и была некрасива, но, кажется, знала, что делает. Глэдис Карпентер оказалась высокой и худой, с коротко остриженными белыми волосами. У нее было костлявое лицо. Ей повезло: ей достался лучший Гаторн, намного превосходивший всех остальных, – мальчик по имени Майлз Мартин, с огромным ртом, умевшим изобразить множество улыбок и ухмылок, с хрипловатым голосом, копной кудрявых волос и большими глазами. Он придумал себе особую манеру двигаться – скрючившись и прыгая, но когда Глэдис говорила, он ее слушал и она обращалась именно к нему. Олив снова закрыла глаза. Голос был бесполый, серебряный. Храбрый, но полный страха перед темнотой. Она открыла глаза. Эта девушка с прямой спиной умудрилась заползти в шкуру придуманного ею мальчика.

– …боюсь, что не выйду отсюда живым.

Деловито, с достоинством, с отчаянием.

– Эта подойдет, – сказал Август. – Единственная, кто не переигрывает.

* * *

Они стали репетировать. Штерны работали над марионетками, куклами, саламандром, студенцом, угольным шаром. Штейнинг рисовал и перерисовывал декорации. Он репетировал с актерами в масках – Удушливым Газом, Угарным Газом, Гремучим Газом, Выжигальщиком в белой рубахе и со свечой на шесте. Он репетировал с летучими мышами, крысами, тенями и пауками. В пьесу добавлялись новые сцены, чтобы оживить действие. Сильфа – девятнадцатилетнюю девушку по имени Дорис Эмонд, выглядевшую на четырнадцать, – заматывали паутиной и снова разматывали. Материал паутины заменили на другой, чуть блестящий, в котором лучше играл свет. Поворотник, поднимавшийся над сценой, вдруг сломался и с лязгом остановился, перекосившись. Его починили. От некоторых марионеток – слишком маленьких или недостаточно эффектных – пришлось отказаться. Вольфганг Штерн делал и переделывал угольный шар. Занавес расписали черными папоротниками, черными стрекозами и черными чудовищными сороконожками. Напечатали программки. Постановка была готова. Штейнинг назвал ее «Том под землей». Олив не сказала Тому, что они адаптировали его сказку и взяли для героя его имя. Пока Олив работала над пьесой, она не думала про Тома. Имена героев приходят к писателям сами, и не позволяют себя менять, и оказываются фактами природы, как минералы, как растения. Они просто есть. Но теперь, когда настала пора сказать Тому о постановке, Олив подумала, что лишь другой писатель поймет вот это – про имена. А может быть, Тому, наоборот, будет приятно увидеть свое имя на афише, в самой середине.

Штейнинг разослал приглашения на премьеру. Элегантно отпечатанные, с серебряной ветвью и угольным шаром. «Олив Уэллвуд, Август Штейнинг и управление театра „Элизий“ приглашают вас на спектакль „Том под землей“, новый вид театральной драмы».

Том открыл свою программу за завтраком. Олив наблюдала за ним. Он прочитал ее вслух Виолетте, Флориану, Гедде, Гарри и Робину – у них у всех были точно такие же конверты. Хамфри снова уехал в Манчестер, но обещал вернуться к премьере. Олив знала, что ей следует что-нибудь сказать – давно уже следовало бы что-нибудь сказать.

– Так, значит, героя пьесы зовут Том, – произнесла Виолетта. – Как это мило, Том.

– Да, – отозвался Том, – очень мило.

Он говорил безо всякого выражения, монотонным голосом, чем-то похожим – подумала Олив с упавшим сердцем – на голос Глэдис Карпентер. Том сказал:

– Меня не спросили. И не предупредили.

– Зато получился сюрприз! – воскликнула Виолетта.

– Кучу людей зовут Том, – заявила Гедда. – Это очень распространенное имя.

– А про что эта пьеса? – спросил Робин.

– Это тоже будет сюрприз! – воскликнула Виолетта.

44

Премьера состоялась в первый день нового, 1909 года.

* * *