– Вот тут-то нам и пригодятся угольные шары и цветы. Господа Штерн, вы можете сделать мне черный клубок корней и листьев, который потом расплетется и взорвется удивительными шелковыми цветами и нитями? И еще… – увлекшись, продолжал Штейнинг, – и угольный шар, и серебряная ветвь должны светиться, свет должен воссиять во тьме.
Вольфганг сказал, что в «Питере Пэне» хотели использовать для феи в пузырьке большое увеличительное стекло и ничего не вышло. В «Питере Пэне» хотели уменьшить живую актрису. А он хочет увеличить угольный шар. Это гораздо проще.
– При свете… – сказал Август, – при свете лицо темной королевы должно принять противный серо-зеленый цвет.
Тень не давала Олив покоя. Наконец она придумала. Тень может заключить уговор, как Персефона, чтобы ей разрешили возвращаться под землю, когда на земле лежит снег. Она будет путешествовать среди корней, сказал Штерн. У мифов есть привычка обходить полный круг и возвращаться. А сильф будет навещать тень под землей, среди черных алмазов и рудных жил.
Август уже рисовал сильфа – тонкую, изящную фигурку с белыми волосами, стоящими дыбом, словно их раздувает ветром.
Так они изобретали этот мир в течение многих месяцев. Но в отличие от других сказок Олив эта должна была овеществиться. Нужны были кулисы и задники, костюмы и туфли, прожектора, люки, подъемники, ветродуи и тайники, где спрячутся кукловоды. Август нашел средства, Олив уговорила Бэзила и Катарину Уэллвуд вложить деньги в постановку. Настал день, когда все они сели в бархатные красные кресла в зрительном зале «Элизия» и стали прослушивать актеров и актрис, пробующихся на роли эльфийских королев, крыс, гаторнов, сильфа и Тома.
И только тут Олив поняла, что Штейнинг собирается выпустить в роли Тома женщину.
Олив ходила словно пьяная от счастья и напряжения совместной работы. Ремесло писателя одиноко, даже если пишет домохозяйка, урывая минуты от домашних дел, на краю обеденного стола. Олив прошла невообразимо долгий путь от шахты Голдторп в йоркширском угольном краю до этого дворца с позолотой и красным бархатом, до смеющихся и серьезных товарищей, с которыми теперь работала. Она любила их всех и яростно сражалась с ними, когда они вели нить повествования не туда или меняли порождения Олив неприемлемым образом. Ибо она жила с этими тенями, в этом одиночестве, и любила и ненавидела их, и смотрела, как они идут своим путем и творят что хотят, ничем не скованные.
Олив не была настоящим драматургом. Она поняла это на прослушиваниях. Истинный драматург создает героев, в которых могут вселиться актеры. А сказочник создает призраки людей у себя в голове – автономными, завершенными.
Самое худшее на прослушиваниях – после первоначального шока, вызванного тем, что Тома будет играть женщина, – была плохая актерская игра и неправильные интерпретации. Сюсюкающие сладкоголосые барышни, у которых порывистый сильф становился слащавым. Гаторны, неуклюжие и глупые, играющие ради зрительских смешков и собственного самолюбия. Королевы теней, похожие на светских дам-декламаторш. Слишком крысиные крысы, чего в принципе трудно достичь. Была и противоположная проблема – хорошие актеры, искажавшие
Но хуже всего были женщины в роли Тома. Олив пыталась ругаться со Штейнингом. Он же пробует на роль Гаторна молодых мужчин, так почему не на роль Тома?
В пантомиме существуют определенные традиции, заявил Август Штейнинг. Олив воззвала к немцам. Они уклончиво сказали, что их постановка должна соответствовать многим традициям, от вагнеровской оперы до театра марионеток. В ней были элементы балета и элементы
Олив была из тех женщин, что придумывают персонажей и создания мужского пола. Отряд путешественников под землей – Том, Гаторн, саламандр, студенец – все мужского пола, как и гневная оторванная тень Тома.
Штейнинг сказал, что женщине лучше удастся тот элемент маски,
Олив не могла позволить себе ссору со Штейнингом.
Для прослушиваний они использовали сцену встречи Тома с Гаторном. Вереница разномастных Пэкообразных мальчиков говорила то с женщинами, похожими на мальчиков, то с примадоннами. Олив, живущая словами, ориентировалась по словам. Она решила, что «Люси Фонтейн», наверное, сойдет, а «Глэдис Карпентер» окажется слишком толстой. Имя «Сильвия Саймон» внушало некоторые надежды, а «Дейзи Бремнер» и «Глория Гейхарт» звучали слишком по-девичьи или вообще нереально.
Все женщины были в юбках. У Люси Фонтейн оказался приятный чистый голос, а также заметная грудь и бедра. Олив закрыла глаза и стала слушать:
– Я потерялся и боюсь, что не выйду отсюда живым. Я не знаю, куда иду, и тем более не знаю, как туда попасть. У меня есть этот огонек и плохая карта.
Вступали Гаторны: