Детские истории взрослого человека

— И без шуток, силь ву пле! Уверяю вас, что шутки такого рода — ле дернье еннюи! Ничего смешного в них нет!

Александр заиграл снова, с откровенной ненавистью глядя Мадам прямо в глаза. Он уже не играл блестящий вальс Равеля. В комнате звучал траурный марш Шопена.

Ужасно фальшиво.

Тогда Мадам все поняла, и губы ее посинели. Она изо всех сил прижала ладони к ушам, тряся головой, как будто на нее напал целый рой растревоженных ос. Но это не помогало. Ничто не может помочь человеку с абсолютным слухом, когда всего в пяти метрах от него кто-то возит смычком по струнам, как пилой, а он даже не в состоянии его выгнать, потому что обездвижен ишиасом.

— Мешанте! — завизжала Мадам. — Ах ты дрянь! Хватит с меня! Фини!

Александр оставил скрипку на столе, открыл сервант и достал тарелку из китайского сервиза. На ней был изображен дракон. Очень искусно нарисованный дракон с высунутым языком. Александр открыл нижний ящик, подарив Мадам самую невинную и искреннюю детскую улыбку на свете. Затем медленно достал из ящика вилку и поднес ее к длинному языку дракона.

— Пощади! — прошептала Мадам. Ее взгляд помутнел от ужаса. — Пощади, пощади!

Скрежет вилки по фарфору был неописуемо противен. У Александра встали дыбом волосы, но он продолжал скрести по тарелке, боясь только, что Мадам упадет в обморок и этим банальным ходом нарушит его замысел.

Но Мадам не потеряла сознание: она сползла с кровати и плюхнулась на ковер, опрокинув табуретку, на которой стоял графин с ликером. Мадам любила ликер.

Она поползла по полу, пытаясь схватить Александра за штанину. Александр с легкостью уворачивался, продолжая корябать тарелку вилкой и писклявым голосом затянув песенку «Зайка беленький в лесочке заигрался на часочек».

Напевая и приплясывая, он успел закрыть на задвижку дверь и открыть окно.

Обе створки.

Настежь.

Он не боялся, что прохожие услышат крики Мадам: ее комната была на восьмом этаже. Соседи к ее крикам уже привыкли. К тому же она уже охрипла, и из ее горла вырывалось лишь невнятное бульканье, как из пожарного шланга, даже тише. Мадам ползла по полу, со лба у нее стекали крупные капли пота; улучив момент, Александр поймал ее мутный взгляд и кивнул на окно. Мадам заставила его вспомнить о курице, которую его дядя однажды зарезал в деревне. Он наступил ей на лапы, вытянул ей шею и стал пилить ей горло ножом. Прошло некоторое время, прежде чем он заметил, что режет тупой стороной. Выражение глаз Мадам было, как у той курицы, — непонимающее, недоумевающее, без проблеска сознания.

Александр снова указал на окно и, поскольку Мадам не шевелилась, потянулся за скрипкой.

— Но! — прохрипела она. — Только не это! Ho!

Мадам подползла к окну и из последних сил вскарабкалась на подоконник. Она вцепилась в него так крепко, что ногти на ее пальцах побелели от напряжения. Она обернулась, на ее губах была пена. Голова мелко тряслась. Мадам хотела что-то сказать, но язык ее не слушался. Очень жаль, ведь у слова, которое так и не прозвучало, могла бы сегодня состояться премьера: впервые в жизни Мадам, словно вульгарный клошар, пыталась произнести грубое, совсем немузыкальное слово «мерд».

Тогда Александр произнес это слово на языке музыки: прощальный аккорд, на котором струна ля не выдержала издевательства и лопнула, издав последний жалкий и безобразный звук.

Не успел он стихнуть, как тело Мадам тяжело шлепнулось на тротуар, и, мягко говоря, это было неприятное зрелище. Описывать его не стоит.

Во имя эстетики.

Четверг

ВАМПИР

Содрогаясь от готического ужаса, он лежал и считал минуты.

Обычно Дракула приходил к полуночи, становился у кровати, долговязый и высохший, распространяя запах смерти и пошлости, и спрашивал басом, который никак не вязался с его бесплотной фигурой, ужинал Александр сегодня или снова подло переложил половину своей порции в тарелку сестры. Это был риторический вопрос, отвечать на него не было смысла.

Раньше Александр, надеясь задобрить вампира, за ужином набивал рот едой и жевал часами, раздражая всех вокруг. Ему было совершенно все равно, что есть — хоть подошвы сандалий, — лишь бы не пришел проклятый граф со своим проклятым лошадиным лицом и проклятым трансильванским взглядом. Но он всегда приходил, задавал свой проклятый вопрос и, подозрительный, как все призраки, не уходил без проверки. Это была унизительная процедура: Дракула резким движением срывал с него одеяло, около минуты гладил его влажной фосфоресцирующей рукой по голому животу, затем доставал кинжал и вонзал его Александру прямо под ребра, распарывая живот до самого мочевого пузыря.

Уместнее, да и привычнее для вампира, было бы вонзить длинные клыки Александру в шею и пить его кровь, но Дракула был не дурак. Он знал, что элементы в крови Александра связаны самым коварным образом, и одна-единственная капля привела бы к резус-фактору, кровному врагу всех вампиров.