Детское время или "маленькая" проблема (СИ)

— Какого хрена?! — Алхимик поспешно зажал рот ладонями, не желая накликать себе неприятностей: он всё ещё не был уверен, где находился, а значит, рисковать не стоило. Взгляд плутал по комнате, вылавливая очертания предметов, что-то вороша в памяти. Прострация вдруг отступила, уступая место воспоминаниям. Вспышка света от круга, пробуждение, склонившийся над ним полковник с непривычно обеспокоенным взглядом, Ал, истощенный, но в родном теле, чудесный возврат собственных конечностей и трансформация в пятилетнего себя, а также потеря алхимических способностей, разлука с братом и неприятность в виде необходимости жить с Роем — память заполнила сознание с небывалой скоростью, вызвав еще один приступ мигрени.

— Стальной, всё нормально? — Мустанг практически вломился в комнату своего подопечного. Мужчина выглядел сонным, но при этом не менее встревоженным.

— Всё хорошо. — В этот момент Эдвард поблагодарил удачу, что начальство не стало включать свет: увидь мужчина, что он плакал, стал бы подкалывать при каждом удобном случае.

— Точно? Я готов поклясться, что ты кричал…

— Да-да, я в порядке, просто упал с кровати и заорал от неожиданности. Нечего делать вид, что тебе не всё равно, придурок. Иди спать и мне не мешай. — Элрик заполз под еще хранившее тепло его тела одеяло, демонстративно повернувшись к опекуну спиной. К счастью, голос его не подвёл и Мустанг, справедливо оскорбившись нахальным поведением «сопляка», вернулся к себе, специально хлопнув дверью гостевой комнаты.

Бывший алхимик облегчённо выдохнул. Хорошо, что за проведённые четыре года он успел выучить своего начальника наизусть.

Мальчишка перевернулся на живот, обнял руками подушку и, уткнувшись в неё носом, понял, что слёзы полились с новой силой. Сон оказался куда реальнее, чем должен был, а потому принять то, что случилось на самом деле, было непросто. Из него словно вырвали что-то, что всегда помогало не впадать в отчаяние, и теперь он был близок к саморазрушению. Это не было чьей-то злой шуткой и, увы, даже если бы он вывел Мустанга из себя и тот отказался иметь с ним дело, проблемы бы не решились, а только приумножились. И объяснить той противной тётке из соцслужбы, что ему вообще-то семнадцать, а не пять, вряд ли бы получилось. Он оказался в ловушке собственных алхимических решений и ничего не мог с этим поделать.

«Гадство» — Мальчишка поднял лицо от подушки, утёр рукавом нестихающие слёзы и втянул носом воздух с такой силой, что, казалось, мог выпить так тарелку супа. На душе было паршиво, и даже оскорбление нелюбимого полковника Мустанга не способствовало поднятию настроения. А ведь еще совсем недавно перебранки с начальством доставляли ему особое удовольствие.

Дверь в гостевую комнату едва слышно скрипнула, и на пороге вновь показалась помятая сном фигура мужчины. Рой молча подошёл к кровати подопечного, рывком стянул с него одеяло и уверенно, но мягко взяв за руку, заставил принять сидящее положение. Эдвард почувствовал, как сердце забилось где-то в районе глотки. Зачем полковник вернулся?!

— Вот, выпей. — Офицер протянул дымящуюся кружку, приобняв Элрика за плечи, не позволяя отвернуться. У мальчика не осталось выбора кроме как послушно выпить принесённое бывшим начальником какао, предварительно убедившись, что это никак не молоко. Даже в минуты собственного коллапса он оставался верен своим принципам и привычкам, одной из которых была как раз эта «непереносимость» молока — из-за чего он так невзлюбил этот питательный напиток, было загадкой даже для него самого, но что-то менять в себе желания не было. Пусть все и осуждали его за это упёрство. Тепло, разлившееся внутри, подействовало, постепенно прогоняя дрожь, успокаивая.

— А теперь рассказывай, что на самом деле стряслось. — Рой поднял руку, не позволяя открывшему рот Эду распалиться в язвительных речах. — Отговорки и сочинённые на ходу причины не интересуют. И в падение с кровати я тоже не верю: так плакать только из-за этого ты бы не стал.

Элрик хотел возмутиться, оттолкнуть обнаглевшее начальство, но ониксовые глаза мужчины, в сумраке включенного светильника кажущиеся ещё темнее, смотрели словно в душу, не позволяя набраться храбрости для лжи. Всё это было жутко неловко. Он не привык к подобной заботе, он вообще не привык, чтобы о нём заботился кто-то кроме брата, Винри и её бабушки; чтобы врывались в комнату и отпаивали горячим какао посреди ночи только потому, что ему не давали спать кошмары — в данном случае, сны о несбывшейся мечте — всё это путало, смущало и вызывало внутри такую бурю эмоций, дать определение которой он был не в силах. Взгляд зацепился за настенные часы, оповестив о четверти второго, что заставило мальчишку съёжиться ещё сильнее.

— Извините, что разбудил, Вам ведь рано вставать. Я не хотел.

— Ты мне зубы не заговаривай, а отвечай на вопрос. Что тебе приснилось, это ведь кошмар был, я прав?