Детское время или "маленькая" проблема (СИ)

— Место! — Строгий голос Ризы заставил щенка прижать уши к голове и отстать от уже не знавшего куда от него деваться Эдварда. Пёс бросил на Элрика последний вопросительный взгляд и не спеша скрылся в кухне полковника, свернувшись комочком на коврике возле одной из тумб. Он явно гостил тут не в первый раз.

Полковник объявился спустя несколько минут после общего сбора, заспанный и какой-то потерянный. Под ониксовыми глазами мужчины залегли темные мешки, резко контрастируя с бледной кожей и создавая какой-то странный эффект. Эдварду почему-то вспомнились прочитанные в детстве сказки про вампиров и прочую нечисть. Захотелось вооружиться святой водой и, на всякий случай, чем-нибудь серебряным.

«Эй, мои часы то пока со мной! — Элрик приободрился и почти сразу нахмурился, зло тряхнув головой, — что за бред мне в голову лезет?»

Рой поприветствовал гостей, прикрыл рукавом зевок и вяло пригласил располагаться. Офицер явно не выспался, и Эдвард мог только догадываться, что послужило бессонницей. Мустанг точно не был доволен, что ему пришлось записаться в родители своему подчинённому — это было видно ещё по выходу из того рокового кабинета — но и другого выбора у мужчины пока не наблюдалось. Пятилетний Эдвард был уверен, что не спал начальник именно из-за всей этой истории, пытаясь решить, как бы спихнуть мелкую обузу на плечи кого-нибудь более подходящего. Неприятно было осознавать, но из всей полковничьей команды Эдвард предпочёл бы остановиться именно у полковника — хоть он никогда и не скажет «этой сволочи» про это — просто потому что с ним он чувствовал себя максимально комфортно и раскрепощённо. Не нужно было следить за языком, не нужно было бояться показаться невоспитанным, не нужно было заботиться, что его не так поймут. Каким-то невероятным образом начальник читал его как открытую книгу, всегда точно угадывая настроение и, нередко, мысли. Защититься от этого пронизывающего взгляда можно было только… Нет, всё-таки, нельзя было никак — даже сквозь напускное безразличие или запредельную грубость мужчина различал малейшие изменения на лице или в поведении Стального алхимика, отпуская по этому поводу ряд различных комментариев. Иногда это пугало, но чаще способствовало разряжению ситуации — Мустанг успокаивался, понимая, что именно не так с его людьми. В данном случае Эд не являлся исключением.

При общении с другими взрослыми мальчишка всегда ощущал некоторый дискомфорт и смущение, возникающие всякий раз, стоило кому-то из них нахмуриться или сложить руки на груди. Было осознание, что он действительно ребёнок, затерявшийся в мире взрослых. Полковник же демонстративно «закрывал глаза» на незрелые выходки, позволяя пацану расслабиться и насладиться вольностью. Естественно, это не освобождало Эда от выволочек со стороны разгневанного начальства при очередном «случайно» разрушенном здании, которые в жизни юного алхимика встречались куда чаще, чем хотелось бы. Но ругань эта была «взрослой» — устраиваемой скорее для галочки перед высшими чинами, нежели имеющей целью реально наказать нерадивого подчинённого. Хотя было пару раз, когда даже у полковника сдавали нервы и он «награждал» Стального ощутимыми подзатыльниками. К счастью, такие случаи Элрик мог пересчитать по пальцам одной руки.

Таким образом, в жизни с Роем Мустангом были свои плюсы, но только признавать их таковыми очень не хотелось. В любом случае, жизнь обещала не давить строгой дисциплиной, за нарушение которой можно было огрести по первое число (как, например, от Ризы Хокай — в памяти Эдварда всё ещё свежи были картины дрессуры Урагана, и оказаться на его месте мальчишке было действительно страшно). С Роем можно было вести себя как душе угодно.

— Эд, давай за стол, все уже сели! — голос полковника вывел из раздумий, и мальчишка непроизвольно скривился. Это собрание, этот стол и этот торт предзнаменовали его скорое расставание с единственным братом, что уничтожало любое зарождающееся внутри веселье. Он не хотел этого. Не хотел этой бессмысленной разлуки. Но и портить всем настроение и нервы тоже в планы не входило. Решив, что всегда сможет позже отыграться на своем опекуне, Эдвард смахнул с глаз чёлку и максимально бодро прошёл в гостиную.

Рассыпающееся вокруг конфетти и звуки хлопушек ввели в непродолжительный ступор, который закончился вспышкой фотоаппарата. Проморгавшись, мальчик понял, что стоит в обнимку с братом, весьма неудачно позируя перед камерой Хэвока. Поза его выглядела как из дешёвой постановки бродячих артистов, а выражение лица сложно было назвать радостным или печальным. Скорее, это была гримаса непонятной смеси эмоций, причем далёких от положительных. Он выглядел… злым?

Помотав головой, желая развеять собственное смущение, Эдвард вымученно улыбнулся, сильнее сжав Ала в объятиях. На него нацепили клоунский колпак и это казалось настолько неправильным, что к горлу подкатила тошнота.