Оборотень медленно поднялся на задние лапы и, словно пробуя вертикальное положение, задеревенело шагнул в Пашкину сторону. Вместо ожидаемо косматой шерсти, Пашка увидел на нем военный бушлат и такого же цвета ватники. Сделав несколько шагов, оборотень выгнулся дугой и надрывно сфонтанировал розово-зеленым, снова испачкав снег. Теперь Оборотень стал похож на Ридли Скоттовского "Чужого". Совсем по человечески матерясь, крючковатый Чужой сплевывал тягучую нитку слюны, которая своим серно-кислотным касанием плавила снежный пол под его ногами. Что-то подозрительное кольнуло Пашкин мозг. Матерные перлы, изрыгаемые пастью пришельца, казались странно знакомыми. Сочетание слов "петух", "винегрет" и упоминание хозяина круглосуточного магазина, детективной формулой разрешились в сцыкнувший с Пашкиного языка короткий вопрос:
— Децл?
***
Децл появился в Пашкиной жизни внезапно, слету найдя свободное место в сердце восьмилетнего пацана. В отличие от своего эмтивишного тезки, он не носил дредов и не читал рэп. Из общего у Децлов была только тяга ковыряться допингом в базовых настройках реальности. Рэпер подкручивал в наблюдаемом мире масляно-желтой мутности, а Пашкин Децл с веселым прищуром калибровал спиртом окружающую его действительность. По простому — бухал. Пил беспробудно и самозабвенно. Но в отличие от депрессивных алкоголиков, Децл пьянствовал в удовольствие и без сожаления, жизнерадостно опускаясь на дно. Потому-то родные и вернули тонущего на крымском побережье Децла в сельскую отчую квартирку, подселив его под присмотр стареющей матери. Так Децл сделался Пашкиным соседом и другом, если конечно друзьями можно звать второклассника и бомжеватого сорокадевятилетнего алкоголика.
Кто и когда сложил "Дядя Слава" в "Децл", Пашка не помнил, но заурядное "Славка" со временем отжилось даже у взрослых, подмененное иронично исковерканным акронимом нерэпера Вячеслава.
***
Дорога мотыляла между затопленных карьеров. Несколько раз она становилась объектом Децловой матерщины, обвиняемая в намеренной ухабистости. Пашке же дорога подножек не ставила.
— Слышь, Паха, погоди, — Децл остановился.
Он сунул руку в закрома бушлата и бережным движением, точно вынимая собственное сердце, достал бутылку.
— Первак, — ласково крякнул дядя Слава.
— В сугроб херак, — недовольно передернул Пашка, — до дома сначала дойди, там и бухай.
Но Децл уже тащил из горлышка бумажный чопик. Он пословицей произнес тост, обозвав Пашку яйцом, а себя курицей, выгнул шею и, став похожим на воющего волка, сделал долгий глоток. Перечихнувшись утерся, шумно высморкался и заковылял вслед за Пашкой.
— Ты бы лучше спасибо сказал, что я тебя нашел, а то валялся бы там в своей канаве до весны, — обиженно буркнул Пашка.
— Ага, нашел он! — гоготнул Децл. — Шел я лесом просеком, нашел манду с волосиком, — пропел дядя Слава, — отодрал ее разок и повесил на сучек.
Децл похлопал себя по карманам.
— Пашка, дай цигарку, — порывшись за пазухой, добавил, — и спички.
— Ни говна, ни ложки, — выровнял прибауточный счет Пашка.
— Побзди мне еще.
Пашка щелкнул пьезой. Децл затянулся и оторвал от сигареты фильтр.
— Зипа? — кивнул он на зажигалку.
— Неа.
— У батьки моего Зипа была, — просипел дымом Децл. — Настоящая. Пиндос один на войне подарил. Всю жизнь прослужила. Под водой горела. Твоя вот полированная как котовы яйца, а та черная была. Тяжелая такая.
— Да ладно тебе заливать, под водой она горела.
— Я те говорю, — выпучил глаза Децл.
— Ммм, и где она сейчас?
— А хер ее знает, — пожал он плечами, — батьки-то давно нет.
Завыл ветер, принеся со стороны свалки обрывок визгливого лая. Пашка обернулся. На склоне корчились тени поредевшего леса. Лес, словно спартанец, сбросил с холма своих хилых детей, теперь сохнущих на опушке горбатыми карликами деревьев. Но было еще что-то. Движение. Пашка прищурился, но ветер быстро смахнул показавшееся.
До села оставался километр узкого межозерного перешейка.
— Децл, — позвал Пашка, — а кем был дед Володя?
— Батя что ль? Танкист.
— А ты че военным не стал?
— Побоялся спиться, — по-собачьи зашелся смехо-кашлем Децл.
— Так спился же.
— Кто ж знал.
— А хотел кем?
— Летчиком хотел всю дорогу.
— Чего не стал?
— Моряки стране нужны были.
— А щас?
— В бутылку водолаз, — бросил Децл, словно к чему-то прислушиваясь.
— Не, ну серьезно?
— Серьезно? — помедлил он, растирая ладонью небритое лицо, — дочь у меня есть от жены гражданской, — нехотя выдохнул Децл, — Верка. Знал?
— Нет.
— И я не знал. Пил. Теперь она меня знать не хочет. На фотографии ее только видел. Встретиться бы…
— Сколько ей?
— Твоих соплей.
— В Крыму?
— Угу.
— Так поедь.
— Неа.
— Почему? Ты ж работаешь. Скопи денег, съездий.
От разговора Децл захмурел.
— Да не будет она меня слушать. На хер пошлет, да и все, — махнул он рукой.
Какое-то время шли молча. Тропинка сделалась узкой, так что идти можно было только друг за другом. По бокам от тропинки чернели темные пятна воды, не успевшие обернуться прибрежным льдом.
— Слышь, Паха, — почти трезвым голосом позвал Децл, — а может ты это…
— Че?