Сказали, што программу церковной школы и прошёл и даже превзошёл, притом сильно. Двухгодичной! По математике так и вовсе, курс прогимназии закончил, да с лихвой. По английскому на курс прогимназии вот прямо хорошо так, но и не больше. А по остальным предметам — ямы и ямины в знаниях.
Сели они, заспорили, да и составили мне список тово, в чём отстаю и на што приналечь надо. И где ето што искать надобно.
— По деньгам, — Напоминаю им, поглядывая на висящие ходики.
— Егор, мы должны знать, — Снова начала Юлия Алексеевна.
— Не криминал, — Вздыхаю, — Так, случай дурацкий. Разбудили среди ночи, да и потащили в Яр. Поспорил сосед мой, што из офицеров бывших, што я цыган перепляшу.
— И?
— Переплясал, — Пожимаю плечами, — Врать мне незачем, всё равно ета история вскоре разойдётся.
Степанида Фёдоровна прижимает восторженно ладошки к губам, отчево кажется моложе, совсем ещё девочкой.
— Только ето секретный секрет! — Выставляю палец, — Нельзя говорить, што вы со мной знакомы! Узнают, так и наведаться могут за деньгами.
Переглядываются и кивают, Степанида с явственной неохотой.
— И, — продолжаю, — штоб без всяких условий, ладно? На жизнь себе я заработаю, а ето так… Не знаю пока, на учёбу на потом, или в коммерцию ударюсь. А может, и снова человека, тово…
Ушёл от них с лёгким сердцем, пообещав наведываться для екзаменовки и вообще, штоб за жисть. Поняли и приняли учителки меня таково, как есть, што и хорошо. Но почему-то и грустно.
Милюта-Ямпольский встретил меня матом и брошенным сапогом, после чево охнул болезненно, да и упал обратно на нары.
— Щенок неблагодарный, мать твою… — А дальше такой поток грязи, што и мне, хитровскому, слушать стыдно.
Степенства сильно разгневались на Максима Сергеевича, што потерял меня по дороге. Ну и наваляли, да так, што еле до Хитровки доплёлся.
— Я?! — Помню, што лучшая защита, ето нападение, потому даже на стол вскочил, аки кот, — Ты меня в аферы свои втянул, не спросясь! Я в лучшем виде всё сделал, потому как выручить соседа щитал должным, как человек порядошный и благородный! Переплясал цыгана? Переплясал! Выиграл ты спор? Да! Дальше с меня какой спрос!?
— Сбежал, — И снова поток грязи. Соскочил я со стола, и к крысиным какашкам в углу. Взял их в бумажку, да и протягиваю чуть издали — так, штоб точно не дотянулся.
— На, — Говорю, — Возьми в рот, да плюнь в меня говном!
Соседи мои как захохотали, животики надрывая! Судья ажно икать стал со смеху, да слёзы утирает. Максим Сергеевич кипятится, да остальные так хохочут и дразнятся, што и не слышно ево.
— Полно, Максим Сергевич! — Начал Живинский, как самый старейший и авторитетный, — Прав Егор Кузьмич, кругом ведь прав! Понимаю, обидно вам колотушки получать, но ведь рассуждая логически, Егор Кузьмич сделал вам одолжение уже тем, что просто поехал в Яр. Строго говоря, он не обязан был даже подниматься с постели! Поднялся, приехал, и выиграл вам пари! Да и карманы ваши не пустые нынче, так ведь?
Дальше нас начали мирить, и наконец, заставили похристосоваться.
— Неправ я был, Егор, — Повинился бывший офицер, — прости меня.
— И ты прости меня, Максим Сергеевич! Не принял я во внимание, что твоими устами бока твои отбитые говорят!
— Ну так что? — Полюбопытствовал благодушно Митрофан Ильич, — Прыгал-то зачем?
— К мамзелям ехали-то! — Поднимаю палец важно, — Максим Сергеевич скока раз к ним не захаживал, а всё без денег оставался! Вот и мне не резон…
Мои слова прервал дикий хохот, ржал даже Милюта-Ямпольский, держась за бока.
— К мамзелям он… за деньги испугался… ох, анекдот как есть…
— Возраст у тебя пока не тот, чтоб куртизанок бояться! Ха-ха-ха!
Поржали, да и успокоились мал-мала. Думаю, вот щаз и пора. И деньги так торжественно — на стол!
— Эко! — Только и крякнул Ермолай Иванович.
— Сто рублёв возьму — сапоги новые, да букинистам занесу, штоб книги завсегда брать можно. А остальное — частью в общий котёл, а частью Максиму Сергеевичу. Не навсегда, а вроде как на удачу.
— Егорка!
Обнимали да качали меня до тех пор, пока не вырвался. Сбежал от них, и сразу — на Сухарёвку! Книги… а нет! Сперва сапоги, и ещё сластей на три рубля. И пусть слипнется!
Глава 34
Порыв ветра бросил хлопья мокрого снега в треснутое стекло, отчево то задребезжало отчётливо, грозясь рассыпаться на осколки. В трубе и многочисленных щелях завывает, а по полу тянет таким лютым холодом, што прям ой!
Масленица скоро, вот Зима и ярится, не желая отступать. Борются Весна с Зимой, отчево погода так и пляшет. Вчера мороз лютейший, от которова мало ноздри при дыхании не трескаются, а севодня — извольте, мокрый снег! Если б не ветер впридачу, от которова с ног сбивает, то оно бы и ничево.
Соседи мои, как и большинство хитрованцев, носа не показывают из дома. Куда идти-то по такой погоде, как промышять?! Они же на господах паразитируют, а те существа нежные, оранжерейные. В такую погоду баре если и высовываются из дому, то по превеликой надобности, сразу же ныряя в екипаж, желательно крытый. Какие там прогулки, какие приёмы!