Детство

Ворона-ночь, с тоской извечной,
Меня окутай нежно темнотой
И бережно мне душу успокой.
Я стану сонной и беспечной.
Тихонько дождь в окно стучит,
Он мягко барабанит по стеклу.
Я на подушку голову кладу,
И лен мне щеку холодит.
В спокойствии я засыпаю.
Благословенна ночь, друг милый мой.
Я завтра встречу жизни день иной.
И как унять печаль – не знаю.

Однажды брат предложил мне попробовать продать свои стихи какому-нибудь журналу, но я и поверить не могла, что за них захотят заплатить. Да это было и неважно – главное, чтобы кто-нибудь их напечатал, вот только с этим «кем-нибудь» мне никак не встретиться. Однажды, когда я стану взрослой, мои стихи, конечно, выйдут в настоящей книге, но что для этого предпринять, я не знала. А вот мой отец наверняка знал, но ему лучше ничего не рассказывать, ведь он считает, что девушка не может стать поэтом. Мне хватало и того, что я просто писала стихи, и я вовсе не спешила показать их миру, где они пока вызывали только смех и негодование.

13

Дядя Питер убил Бабулю. По крайней мере так считают мои родители и тетя Розалия. В сочельник он и тетя Агнете забрали ее к себе, за окном бушевал ужасный буран. Не меньше четверти часа они ждали трамвая, и при всем своем сказочном богатстве дядя Питер не предложил взять такси. Вечером у Бабули началось воспаление легких, и ее уложили спать на расстеленный диван в гостиной, которую протапливают только на Рождество. Представляешь себе, возмущалась моя мама, какая мерзкая сырость в комнате, где топят всего три дня в году. Там Бабуля пробыла все праздники, мы навещали ее все вместе, и она прекрасно знала, что умрет. Мы же в это не верили. Она лежала в белой ночной рубашке с высоким воротником, и ее маленькие руки, похожие на руки моей мамы, всё время беспокойно двигались по одеялу, словно понапрасну искали что-то очень важное. Теперь, когда на ней не было очков, стали хорошо заметны ее длинный и острый нос, синие и ясные глаза и строгая и непреклонная, когда она не улыбалась, линия запавшего рта. Бабуля беспрерывно говорила о своих похоронах и о пятистах кронах, утраченных из-за скандального банкротства «Ландмандсбанка». Мама и тетки от души смеялись и отвечали: у тебя будут великолепные похороны, милая мамочка, всему свое время. Думаю, только я и воспринимала ее всерьез. Ей было семьдесят шесть лет, и я считала, что ей недолго осталось. Вместе с ней мы единодушно выбрали песни и решили, что это будут «Церковный колокол не для столиц» и «Если ты руку на божий плуг положишь». Вторая песня не считалась похоронной, но нам с Бабулей она очень нравилась, и мы часто исполняли ее, когда я приходила в гости. За моим выбором таилось немного вредности. Отец ненавидел этот псалом больше других из-за строчки «если плач сковывает голос, вспомни об урожае золотом», которая, по его мнению, доказывала враждебность церкви к рабочим.