Детство

Но и этого оказалось достаточно. Я услышал, как открывается внутренняя дверь его кабинета, и тут же распахнулась вторая — та, что выходила в прихожую.

Передо мной вырос отец.

— Ты опоздал, — сказал он.

— Да, извини меня, пожалуйста, — сказал я. — Это Гейр по дороге споткнулся и упал, поэтому мы не успели к автобусу.

Я начал расшнуровывать сапог — на той ноге, на которой был носок.

Он все не уходил.

Я снял сапог и поставил его к стенке.

Поднял глаза и посмотрел на него.

— В чем дело? — спросил он.

— Ни в чем, — сказал я. — Ничего такого.

Сердце в груди отчаянно колотилось. Встать и пойти в одном сапоге было, конечно, невозможно. Стоять так и ждать, когда он уйдет, тоже, потому что он явно не собирался никуда уходить.

Я медленно принялся развязывать шнурки на втором сапоге. За этим занятием мне пришла в голову новая мысль, и я начал разматывать шарф, снял его и сложил рядом с сапогом, а развязав шнурки и начав расшнуровывать, я схватил шарф и как бы случайно прикрыл им голую ступню.

Так, с накрытой шарфом ступней, я поднялся с пола.

— Где твой носок? — спросил папа.

Я посмотрел на ступню. Быстро глянул на него.

— Я не смог его найти, — произнес я, опустив глаза.

— Ты потерял носок? — сказал он.

— Да, — подтвердил я.

В следующий миг он шагнул ко мне вплотную, схватил железными руками за плечи и придвинул к стене.

— Так ты ПОТЕРЯЛ носок?

— Да, — выкрикнул я.

Он встряхнул меня. Затем отпустил.

— Сколько тебе лет, скажи на милость? И сколько мы, по-твоему, зарабатываем? Ты, кажется, считаешь, что можешь себе позволить расшвыриваться своими вещами?

— Нет, — сказал я, понурив голову и чуть не плача.

Он схватил меня за ухо и крутанул.

— Ах ты негодный мальчишка! — сказал он. — Ты должен следить за своими вещами!

— Да, — сказал я.

— Все! Больше ты не будешь ходить в бассейн. Понятно?

— А? — вырвалось у меня.

— ТЫ БОЛЬШЕ НЕ БУДЕШЬ ХОДИТЬ В БАССЕЙН! — повторил он.

— Но ведь… — выговорил я сквозь рыдания.

— НИКАКИХ НО!

Он отпустил мое ухо и шагнул к двери. На ходу обернулся:

— Ты еще мал для бассейна. Сегодня ты это доказал. Тебя туда еще рано пускать. Больше не пойдешь. Понял?

— Да, — сказал я.

— Все. Ступай к себе в комнату. Сегодня остаешься без ужина. Так что можешь укладываться.

Всю следующую неделю я не ходил в бассейн, но мне так туда хотелось, что, переждав неделю, я сделал вид, что ничего не случилось, и как ни в чем не бывало собрал вещи и сел на автобус с Гейром и Дагом Лотаром. Временами вспыхивал дикий страх, но в душе я почему-то знал, что все будет хорошо; так оно и случилось: когда я вернулся домой, все было как прежде, и так продолжалось и дальше, он больше ни разу не сказал, что запрещает мне ходить на тренировки.

В начале декабря, за три дня до моего дня рождения и за два до очередного приезда мамы, я, сидя в туалете и справляя большую нужду, услышал, как подъехал папин автомобиль и остановился на площадке перед домом, но за этим не последовало знакомого звука открывшейся и захлопнувшейся двери, не было и звонка.

В чем дело?

Я наскоро подтерся, спустил воду. Натянул штаны, открыл расположенное над ванной окно и высунулся наружу.

Под окном стоял папа в новом анораке. На ногах у него были бриджи с длинными синими носками и сине-белые лыжные ботинки — все совсем новенькое.

— Давай сюда! — позвал он. — Пойдем кататься на лыжах!

Я второпях оделся и вышел к нему во двор. Он уже привязывал мои лыжи и лыжные палки к багажнику на крышу рядом с парой новеньких сплиткейновских лыж.

— Ты купил себе лыжи? — спросил я его.

— Да, — сказал он. — Здорово, правда? Теперь мы можем кататься вместе.

— Да, конечно, — сказал я. — А куда мы поедем?

— Съездим на внешнюю сторону острова, — сказал он. — В Хове.

— Разве там есть лыжня?

— А как же! — сказал он. — Там как раз самая лучшая, да не одна.

Я отнесся к этому с сомнением, но ничего не сказал и сел в машину рядом с ним, выглядевшим так непривычно в этой новой одежде, и мы поехали в Хове. Всю дорогу мы молчали, наконец он остановился и вышел.

— Ну, вот и приехали, — сказал он.

Он проехал прямиком через лагерь, состоявший из множества домиков с красными крышами и оставшихся со времен войны бараков, построенных, как и стрельбище, немцами. Ходили слухи, что когда-то тут был аэродром, бетонные доты для артиллерийских орудий, стоявшие над прибрежными камнями где-то на опушке леса, и укрытые в лесу приземистые бункеры, где мы играли, залезая внутрь и вскарабкиваясь на крыши, когда приезжали сюда на празднование 17 Мая. Миновав все эти постройки, он выехал на узкую лесную дорогу и здесь остановился у небольшого песчаного карьера.