Детство и юность Катрин Шаррон

Не слушая возражений, старик схватился за рукоятку и плавно пустил круг в ход. Орельену не оставалось ничего другого, как поскорее схватить обеими руками каолиновый комок и стиснуть его. И вот, крепко держа ладонями глиняный цилиндр, быстро вращающийся под его пальцами, Орельен понемногу снова превращается в того жизнерадостного мальчишку, которого так хорошо знает Катрин. Черты лица его постепенно разглаживаются, и скоро на нем не остается и следа мучительного стыда и унижения. Исчезает горькая складка у рта, губы складываются в ребячью гримасу. Делая углубление во вращающемся перед ним цилиндре, он стискивает зубы, и рот его отвердевает, придавая лицу спокойное и уверенное выражение.

«Как будто, — думает Катрин, — не он формует глину, а она формует его самого».

Дядюшка Батист старательно делает свою беличью работу: колесо крутится плавно и быстро. Ах, старая лукавая белка, ворчливая белка, милая, хорошая, добрая белочка!

Внезапно Катрин охватывает страх при мысли, что Орельен от волнения может испортить свою чашку. Девочка едва осмеливается глядеть на друга, боясь, как бы ее страх не передался ему. Она опускает глаза, чувствуя, как неудержимое и счастливое смятение овладевает всем ее существом…

— Эй дочка взгляни-ка одним глазком на этот шедевр! Дядюшка Батист держит на своей ладони чашку, простую круглую чашку, очень аккуратно и чисто сделанную. Глаза Орельена с тревогой перебегают от этой чашки к Катрин и обратно.

— Красивая чашка! — говорит она. И, одобрительно кивнув головой, повторяет:

— Да, красивая чашка, ничего не скажешь.

Орельен наконец отваживается улыбнуться.

Глава 45

В этот вечер Катрин решила подождать Орельена у ворот фабрики. Обычно при первых же ударах колокола, возвещавших о завершении рабочего дня, она тут же убегала домой, спасаясь от шуточек рабочих и зубоскальства учеников-сверстников. К тому же, стоило Катрин выйти за двери мастерской, как она сразу же оказывалась во власти воспоминаний о тех днях, которые ей довелось провести в обществе Эмильенны. И девочка бежала во весь дух по красно-белой дороге, которая вела от фабрики к дому-на-лугах, словно надеясь убежать от тоски, владевшей всем ее существом. Орельен никогда не говорил с ней об этом ежедневном одиноком бегстве, но Катрин знала, что оно глубоко огорчает мальчика. И сегодня, невольно причинив Орельену страдание и боль, Катрин подумала, что, быть может, сумеет утешить друга, если пойдет вместе с ним домой после работы.

Страхи Катрин были не напрасны: шуточки рабочих, выходивших из мастерских, сыпались на нее со всех сторон:

— Что случилось, Кати? Почему ты не удираешь сломя голову домой?

— Посмотрите на маленькую Шаррон: небось поджидает милого дружка!

Катрин делала вид, что ничего не слышит. Только бы Орельен не задержался! Наконец она увидела его в дверях мастерской в толпе других учеников. Почти все ребята были старше его, за исключением тщедушного парнишки по фамилии Пьегу, младшего отпрыска одной из самых нищих семей Ла Ганны, где он был одиннадцатым по счету ребенком.

Заметив Катрин, Орельен застыл на месте от неожиданности. Маленькому Пьегу пришлось потянуть его за рукав, чтобы сдвинуть с места. Сделав, словно во сне, несколько шагов, Орельен вдруг бросился к Катрин, оставив изумленных его бегством товарищей.

— Ты меня ждала, Кати?

Он растерянно сжимал руки, потирая их одну о другую.

— Ты меня ждала?

Они шли бок о бок по дороге, вымощенной красным кирпичом и белой фарфоровой пылью.

«Вот глупый! Он же прекрасно понимает, что я ждала именно его. Зачем ему понадобилось, чтобы я это сказала?»

Внезапно Катрин овладело сомнение. Кто знает: может быть, Орельен недоволен, что из-за нее пришлось расстаться с товарищами?

— Если хочешь, иди с ребятами.

— Очень я им нужен!

Он был так взволнован, что она взяла его за руку.

— Мне хочется посмотреть фабричную мельницу. Ты можешь проводить меня туда?

Кто сказал, что лгать плохо? Услыхав просьбу Катрин, Орельен широко улыбнулся, и улыбка была светлой и легкой. Да полно, солгала ли она?

Конечно, за минуту до того она не думала ни о какой мельнице, но теперь ей и впрямь не терпелось, чтобы Орельен сводил ее поглядеть на большое водяное колесо с плицами, вращавшее немногочисленные машины фарфоровой фабрики.

Свернув с красно-белой дороги влево, они вскарабкались по откосу до каштановой рощи. Потом, прячась за стволами деревьев, вернулись к фабрике и пошли, все так же скрытые густой листвой, вдоль высокой фабричной стены.

Солнечные лучи, пронизывая пышные кроны каштанов, усеивали золотыми бликами зеленый мох. На высокой ветке сидел дрозд, высвистывая свою последнюю вечернюю песенку. Но до чего же сумрачно выглядела потемневшая от времени кирпичная стена! Настоящая тюремная стена, за которой целыми днями томятся десятки взрослых и детей! А совсем рядом, над каштановой рощей и близлежащими лугами, сияет жаркий июльский день.